«Тебе ясно, *****?»: История насилия в богатой семье Дочь московских банкиров — о том, каково годами жить с тираном, терпеть побои и пытаться спасти родных

«Тебе ясно, *****?»: История насилия в богатой семье

Не все дети любят своих родителей. О том, что в ванной их били, а не просто купали, они часто вспоминают, только повзрослев. Есть стереотип, что домашнее насилие — удел неблагополучных семей, но психологический террор можно найти и в очень состоятельных семьях. Такие отношения годами сохраняют в тайне.

22-летняя дочь московского банкира анонимно рассказала The Village о том, как ее мать, будто асбестовая пыль, годами отравляет существование близких, оставаясь неприкасаемой.

Иллюстрации

Елена Булай

Звонок

— То есть ты остаешься на даче, а бабушка едет домой.

— Нет, пусть бабушка тоже будет здесь.

— *** [хер] тебе в рот, *****. Я говорю, или так, ***** [шлюха], или этак. Тебе ясно, *****?

Мне было 12 лет, когда я научилась записывать звонки матери, чтобы их потом могли приобщить к полицейскому делу. Она не пьяна, мы спорили уже десять минут.

Никто не верит ребенку, когда он говорит, что мама его не любит, ведь дети априори капризные. Мне нужны были доказательства. Последний раз мама разбила мне о голову керамический чайник — осколки порезали руки и шею, затем она отпорола меня металлической бляшкой ремня, а в коридоре повалила на пол и продолжила избивать ногами. В тот же день я сбежала и несколько месяцев с ней не пересекалась. Я боялась оставаться с ней в одном помещении. Уже ненавидела ее тогда, но еще думала, что смогу ужиться до совершеннолетия — поэтому приехала с бабушкой к нам на летнюю дачу. Дом принадлежал маме, и она, конечно, сразу об этом узнала — позвонила мне, чтобы выставить ультиматум.

— Но почему бабушка не может остаться?

— Я тебя не спрашиваю, овца, *****.

— Раз я твоя дочка, со мной можно хотя бы иногда советоваться.

— Я в жопу не нуждаюсь, как и в твоих советах. Ты что, сука, совсем ******, что ли, *****? Мне кажется, ты просто там расслабилась, *****. Я тебе сейчас за советы ***** [рожу] разобью, овца. ******** [сваливай] подальше, *****. К бабушке, *****, пока я тебе ***** не дала [не избила]. Я сейчас приеду вечером — ты у меня ***** ********* [сознание потеряешь], овца, понятно? Вот почему ты доводишь людей до такого состояния?

— Ты сама себя доводишь, я уже не вижу в этом ничего удивительного.

— Мне насрать, что ты там, дура, видишь, *****. ******** овца, *****. Ты у меня дождешься, красавица, вот правильно ты делаешь, что не остаешься. Тебе мало дают ***** [бьют], *****, — надо давать тебе больше. И никуда ты, *****, не пойдешь, ни на какие, *****, концерты. И в Голландию ты со мной не поедешь — сиди, *****, у бабушки, *****. Целую.

Конец записи (копия имеется в распоряжении The Village. — Прим. ред.).

Мать перезвонит через полчаса, когда остынет — ей все еще нужно уговорить меня забрать заявление о побоях.

Богатые родители

На столик выкладывают пачки банкнот. Мне пять лет, это была наша игра, пока папа заканчивал работу: надо было понять, какая из купюр — подделка, и, наоборот, из кучи выбрать настоящую. Конечно, это незаконно: детей нельзя пускать в хранилище банка, а обменники не могут оставлять себе фальшивки — их нужно сразу сдавать в полицию. Если принесли три фальшивых купюры в одной кассе — значит, ты достаточно близок к производителю и партию еще не успело размыть в обороте. Но в реальности, когда кассир говорит клиенту, что какие-то из его купюр поддельные, человек просто бросал все и убегал.

Отец не сразу стал банкиром. Родители выросли и познакомились в Салехарде. Мама из бедной многодетной семьи, папа — из обычной. В 90-е они внезапно начали грести деньги лопатой: сначала были монополистами при поставке фруктов на Крайний Север, потом занялись финансами и в какой-то момент по работе даже получили визу в Канаду. Иметь капитал в 90-е в изолированном поселении — это опасно, а родители были в городе одними из ключевых фигур — несколько раз на них покушались (у папы до сих пор шрам на животе). Мама как раз в этот момент забеременела — вот они и решили родить меня в Монреале, чтобы я автоматом получила канадское гражданство «на всякий случай». Затем, в 1996-м, мы перебрались в Москву.

Все детство меня держали под строгой опекой. Утром от двери в школу забирал водитель, он же обратно и привозил. В каждом доме, куда бы мы ни переезжали, я жила за заборами. Дольше всего — в элитном ЖК Полонского: его оккупировали какие-то спортсмены, чеченцы и телеведущая Дана Борисова. Иногда мы просто так снимали коттеджи на полгода — например, за Троицком, в районе Красной Пахры, или на Рублевке. Все это время параллельно строился наш собственный дом на Новорижском шоссе — в целом ничего необычного: трехэтажный, современный, с огромной люстрой Swarovski в холле, шестью спальнями, прозрачным потолком, винным погребом, отдельной прачечной, ванной для собак. Луг спускается к местной речке, участок 100 соток — с домом сейчас он стоит около миллиарда рублей. Я еще помню, когда у Пескова нашли дачу недалеко от нашей, я рассматривала ее и не могла понять скандал: дом дешевле, участок меньше, поселок беднее.

Когда мне было девять лет, уволили няню, которая с самого детства компенсировала мне недостаток любви. Мать, когда вообще бывала дома, а не на работе, обыкновенно унижала всю прислугу, текучка была в основном уборщиц и водителей, но в этот раз няня не выдержала. Одновременно у меня родилась сестра Эмма. Все внимание семьи переключилось на нее, а для меня жизнь перевернулась так резко, что я не успела научиться ухаживать за собой. После декрета мама стала работать два через два, и у нее впервые на моей памяти появилось свободное время. Именно с этого момента начался ад — потому что я наконец-то с ней познакомилась.

Ее словно не было десять лет, и вот она объявилась — только оказалось, что ей не нравится во мне абсолютно все: как я выгляжу, провожу время, мои увлечения, оценки в школе. Некоторые сцены я помню лучше, чем другие, потому что они повторялись — мама таскала меня по бутикам. В сущности, для нее я была декорацией, атрибутом ее образа. Собрание клише: миллиард пластических операций, силиконовая грудь (она трижды меняла имплантаты), выбеленные волосы, такой образ городской стервы. Она даже ездила — это не шутка — на золотом «Кайене» с тремя семерками (подтверждается фотографиями из семейного архива. — Прим. ред.). Каждый месяц меня возили в сраный Benetton на Пушкинской. Там в раздевалках мы проводили по четыре часа, мать оккупировала сразу три кабинки, пока мы не купим то, что ей нравилось. Даже если мне было неудобно — мать отвечала просто: «Мне ***** [насрать]».

Мат перманентно присутствовал в нашей семье, и это была не ругань — она им разговаривала. Каждое столкновение с ней вводило меня в режим ЧС, будто в доме жил чужой человек, которого стоило избегать. Моя комната запиралась на замок. Конечно, это была иллюзия личного пространства — мать легко его вскрывала, потому что «все комнаты принадлежали ей». У меня не было неприкосновенных вещей — всю комнату, сумки регулярно шмонали. Забавно, что родители при этом всегда пускали в гости моего первого парня, Артура: мы дружили семьями, мальчик всегда уверенный и хладнокровный. Меня же при этом держали будто на привязи. Закономерно, что там же, в своей комнате, я и лишилась девственности, в 12 лет. Мне не столько нравился секс, сколько момент после, когда я лежала на боку, а парень обнимал меня сзади — только так я чувствовала себя абсолютно защищенной.

Побои

В тот последний раз, переломный мама сильно избила меня из-за оценок буквально за завтраком. Я привычно не вслушивалась в ее крики: абстрагировалась, будто это шум, временами поддакивая, запоминая только новые реплики. И вдруг краем глаза я вижу, как она замахивается с чайником в руках. Я даже не сразу поняла, что произошло, просто волосы вдруг стали мокрые, в сладком чае и крови. Я бросилась бежать в коридор, а она ринулась за мной — в квартире больше никого, я заперта, водитель обещал подъехать только через 15 минут.

Я заперлась у себя и, пока мать искала отвертку, начала судорожно пихать в рюкзак пачки денег, кофты, плеер с музыкой; в этот момент она проворачивает замок снаружи и открывает дверь. Видит раскрытые ящики, все понимает. Хватает мой любимый фотоаппарат с полки и опять кидает его в меня — он пролетает мимо и разбивается о стену. Потом, конечно же, мне купят новый, как и каждую следующую разбитую любимую вещь — будто это что-то искупает.

В такие моменты ее энергия была неиссякаемой: даже когда она видела, что человеку больно, она не уставала и не останавливалась. Снимает ремень и начинает стегать меня металлической бляхой. Я сползаю на пол, тяну рюкзак и бегу в коридор. Мать снова добирается до меня и толкает в шкаф, я снова ударяюсь головой, падаю на ее туфли, она продолжает добивать меня ногами. А я смотрю на нее снизу вверх и слышу между ударами: «Это хорошо, что ты не улыбаешься, сука. Теперь я буду ******* [бить] тебя каждый раз, как ты улыбнешься».


Преподаватели что-то подозревали о методах моей мамы — я не первый раз появлялась в синяках. Но им это было не важно: общий принцип для частников — «родителей трогать нельзя»


Опомнилась я только в машине, потому что начала без причины задыхаться — это называют паническими атаками. Водитель же подумал, что у меня просто кто-то умер. К учительнице в классе подошла в слезах, что-то пробормотала и выбежала в коридор — она принесла валерьянки и просто продолжила вести урок. Частная международная школа — 11 тысяч евро в год. Со мной учились сыновья министров ельцинского правительства, а в классе во время уроков всегда сидел телохранитель. Возможно, преподаватели что-то и подозревали о методах моей мамы — я не первый раз появлялась в синяках. Но им это было не важно: общий принцип для частников — «родителей трогать нельзя».

Помню, как я сидела в коридоре и обдумывала, что делать дальше: уйти ли мне в лес, а где тогда достать одежду зимой, а сколько стоят куртки. Позвонила бабушке — мы виделись раз в год, но я запомнила ее как боевую общественницу и единственную, кто маму не боялся. Ничего объяснять не пришлось — я просто сказала, что домой вернуться больше не могу, и она приехала за мной на такси. Именно бабушка потом рассказала те случаи насилия, которые я, ребенок, просто не осознавала. Например, что мать унижала меня даже при гостях на ужине с друзьями в Китае или что била Эмму в ванной, когда купала. Тогда же я стала вспоминать и то странное, что происходило с сестрой на моих глазах: ей было уже четыре года, когда мама разбила ее игровую приставку и накричала, а Эмма испугалась настолько, что просто описалась на диван.

Полиция

Только когда дверь квартиры бабушки в Серпухове закрылась на все замки, я почувствовала себя в безопасности. Разделась — она стала осматривать и обрабатывать все раны, гематомы и ссадины. Вечером я уже четко знала, что хочу написать на маму заявление — начиталась в интернете, что после трех бумажек ее лишат родительских прав. Тогда она не сможет приближаться ко мне ближе чем на 20 метров, и, возможно, у нее даже отберут сестру. Я подумала: «Как круто!» Бабушка только переспросила: «Ты понимаешь, что обратного пути не будет?»

В серпуховском отделении сразу позвали полицейскую по делам несовершеннолетних. Она отвела меня в отдельную комнату, попросила рассказать все в мельчайших подробностях. Когда я цитировала ей реплики мамы, полицейская переспрашивала, мол, это она пьяная так разговаривала, а я отвечала: «Да нет, это как обычно». Снимать побои нас отправили к врачам при морге на окраине Серпухова — для меня, выросшей в элитном московском районе, вся эта разруха и трэш вокруг казались Чернобылем.

Я провела у бабушки половину лета, меня навещал парень, мы гуляли по лесу. Каждый раз на подходе к дому я звонила удостовериться, что там меня никто не поджидает — от чувства преследования я так и не избавилась. В августе вместе с бабушкой я предприняла вылазку в Москву, на нашу семейную дачу. Здесь и раздался тот самый звонок от матери (запись имеется в распоряжении The Village. — Прим. ред.).


«Одно дело, что я могу тебя стукнуть вообще, в принципе. И даже считаю, что это полезно и нужно делать. Это просто мое видение, я так вижу. В этом нет ничего дурного»


— Да, между нами есть большая, серьезная проблема. Очень серьезная. Но сейчас мы друг друга не трогаем, не обижаем, и давай так дальше и жить — ровно. Водитель едет, и он в любом случае повезет бабушку обратно к ней, в Серпухов. А ты можешь сделать как хочешь: можешь оставаться у нас на даче, можешь уезжать с ней.

— Хорошо.

— Я бы хотела, чтобы ты осталась.

— Понятно.

— Да. То есть я обещаю, что я тебя… не стукну. На данном этапе.

— Ну а я не верю, поэтому я возвращаюсь в Серпухов.

— Мне, честно говоря, очень неприятно. У тебя что, мама — балабол, что ли?

— Нет, я просто тебе не верю.

— Так, послушай, я попытаюсь тебе объяснить. Одно дело — что я могу тебя стукнуть вообще, в принципе. И даже считаю, что это полезно и нужно делать. Это просто мое видение, я так вижу. В этом нет ничего дурного. Другое дело — что я обещаю сейчас этого не делать. Я тебя не трону.

— Я не останусь, я волнуюсь за себя, поэтому поеду в Серпухов.

— Но я же пообещала.

— Дело не в том, что ты обещаешь, а в том, что у меня есть инстинкт самосохранения.

— То есть ты считаешь маму социально опасной, что ли?

— Может быть, и так.

После этого переговорщиком выступал уже отец — он хладнокровно выслушал телефонные записи, сказал только «****** [кошмар]» и удалился — якобы разбираться. Он всегда был очень интеллигентным, добрым, не умел идти на прямой конфликт. Из-за неспособности к агрессии главой семьи на самом деле был не он, а мама. Папа уважал меня, у нас происходили редкие, но доверительные разговоры на равных, мы могли вдруг несколько часов рассуждать о литературе или политике, и я очень это ценила. В очередной раз в машине он внезапно признался, что подумывает о разводе. Меня прорвало, и я выдала тираду: мама больная, нужно бежать от нее, она чудовище, и я боюсь за Эмму в будущем. Помню, что у отца сдали нервы.

— Ты на суде это повторишь?! Это ты сейчас такая смелая, а когда она будет стоять перед тобой в зале, тебе станет страшно.

— Да мне сейчас страшно! Жить с ней страшно, видеться вообще! Она наш враг, я хочу жить с тобой. Мы заберем Эмму, ты просто разведись.

Отец тогда так и не решился. Мама каким-то образом убедила его, что можно жить ровно, и даже выманила меня обратно в Москву, когда закончилось лето. Я вернулась в ту же самую комнату, где меня избивали. Две недели мама была идеально чуткой и вежливой, словно психопат. Очередным утром она уговорила меня съездить в полицию и «что-то подписать». Нас привели в кабинет следователя и вместе посадили перед папкой с моим медосмотром и рукописью заявления. Полицейский спрашивает: «Это правда?» — и смотрит на меня. Рядом сидит мама, которая меня избивала. Я говорю: «Да». Она взрывается: «Ой, ну ребенок сглупил, вы же понимаете», тра-та-та-та. Полицейский просит ее выйти, мать вскипает: «** *** [ни хера] я не пойду никуда». Тогда выводят меня, и из-за двери я слышу, как они 15 минут ругаются, раздаются стуки, затем шелест бумаги — мама выскакивает из кабинета, продолжая что-то рвать в руках. Она никогда не боялась полицейских, и у нее были связи. Больше я это заявление не видела.

Проекция

Все свое насилие ты возишь с собой, куда бы ни делась. Я вышла замуж за того самого парня, с которым провела детство. Выигрышный вариант: я считала, что выбраться из-под власти мамы можно было, только избавившись от опеки, от ее денег и манипуляций. Родители заставили меня доучиться в пансионате — школе полузакрытого типа, где спят в общих комнатах типа казарм, кормят и одевают по уставу, отчитывают за презервативы в тумбочках — карикатурная антиутопия. Папе с его идеализированным видением власти это казалось классным завершением воспитания. Мама и вовсе была в восторге.

Затем, сразу как мне исполнилось 18, мы с Артуром расписались в загсе, и я съехала к нему. Люксовый частный поселок сменился панелькой в Южном Бутове. Комната десять квадратных метров — для меня контраст был сумасшедший, слишком тесно. При этом я была счастлива, это был рай в шалаше, пока муж не начал расставлять приоритеты. Он тоже привык быть главным. Я нашла работу в журналистике и стала сама себя обеспечивать. Артур отнесся к этому пренебрежительно. Чем больше я работала, тем меньше успевала по хозяйству, начались упреки. А потом он поднял на меня руку.


Начала пробовать разные наркотики, полюбила ЛСД и экстази, потому что они дарили доступное счастье, для которого не нужно было впадать в зависимость от людей


Это был теракт в Брюсселе в 2016-м, с самого утра нужно было помогать по эфиру — я работала удаленно. Артур дергал меня, мы снова собирались вместе пойти в магазин, но я не могла оторваться. Тогда он сказал: «Я сейчас тебе интернет отключу». У меня в голове будто что-то щелкнуло: он угрожал мне почти как мать. Я заперла его на лоджии изнутри, пока он курил, и стала быстро набирать сообщения в рабочий чат, чтобы меня успели подменить на смене. У Артура просто сорвало башню — он закричал, взял табуретку и стал разбивать ей балконную дверь и стекла. Я сидела в оцепенении и боялась подойти. Наконец он выбрался, схватил меня за шею, бросил на кафель и ушел. Я успела написать в чат «вызовите мне полицию», но Артур так и не вернулся.

Скоро я подала на развод, но с нашей квартиры не съехала. Я не могла сама оплачивать жилье, а просить деньги у родителей было недопустимо. Мы снова начали видеться с Артуром. Он дал деньги один раз, потом еще раз и еще. Постепенно наши встречи стали утилитарными, как проституция: он спал со мной, оставлял на квартплату и уезжал. Кажется, для него это даже стало фетишем, а у меня в голове был кошмар. Начала пробовать разные наркотики, полюбила ЛСД и экстази, потому что они дарили доступное счастье, для которого не нужно было впадать в зависимость от людей. Затем я порвала все связи, бросила работу и уехала в Петербург. Тогда младшая сестра и начала присылать мне странные сообщения.

Младшая

Мама изменила папе, пока я была в Петербурге. Этого он не вынес, пусть и прожил с ней 20 лет, расстался, съехал в отдельную квартиру. Эмма осталась в нашем особняке с мамой наедине. От одиночества мы стали переписываться, и все чаще и чаще Эмма присылала мне голосовые сообщения, кучу диктофонных записей — знакомые крики и скандалы. До тех пор мне казалось, что мама не трогает Эмму либо ее переклинивало именно на фоне подросткового возраста у ребенка. Она совсем не изменилась. Унижения повторялись точь-в-точь, разве что про побои Эмма поначалу упоминать стеснялась. Отца пришлось уговаривать подождать с разводом до ее 12-летия — в этом возрасте дети могут сами решать, с кем хотят остаться.

Иной раз Эмма уезжала в гости к отцу и тогда просто не поднимала трубку. Мать прибегала к знакомым угрозам в мессенджерах (запись имеется в распоряжении The Village. — Прим. ред.):

— Второй вариант будет более экзотичный. Раз у меня нет возможности с тобой поговорить и прояснить ситуацию — я сделаю это в школе при всех. Будь готова, что ты получишь ******** [тумаков], *****.

— Я делаю домашнее задание сейчас, а ты просто орешь на меня, и это никак мне не помогает. И да, эту проблему я решила еще в школе с учительницей, и мы сошлись на компромиссе. Она тебе, видимо, не сказала.

— Пять баллов, идиотина. Я тебе снесу башку, *****, за подобный ****** [вранье] в мой адрес. Конченая дура, которая вообще не соображает, что делает. Ну продолжай, продолжай, ты дождешься, *****.

В 2017-м родители развелись, мы спасли Эмму, будни теперь она проводила с отцом. Я тоже вернулась в Москву, чтобы помогать. Но на выходные Эмма продолжает ездить на Новую Ригу — потому что права матери никто не отменял. Как нарочно, у нее состарилась собственная мать, моя вторая бабушка Ника, которая до этого не жила в Москве. Мама переселила старушку с деменцией в особняк, и издевательства перекинулись на нее. Мать даже прятала от нее паспорт, чтобы та не смогла уехать к тете в Израиль и оставалась только в ее власти.

— Прием. Прием. Прием. Ника тоже должна жить с нами, в Москве, — сестра пишет мне летом в шесть часов вечера.

— Что случилось?

— Бабушка на автомате убрала в ящик мамины таблетки для похудения — подумала, что конфеты, — и забыла куда, мол, склероз. Тогда мама начала орать на нее, говорить, что у бабушки «один диагноз — ******** [отбитая]». Я сейчас просто увела ее на третий этаж, сижу рядом и рисую. А она повторяет, что не может здесь больше жить, и умоляет сдать ее в дом престарелых. Я не хочу ее здесь оставлять, она должна жить с нами в Москве, — повторяет Эмма и присылает мне десяток аудиосообщений со знакомыми тирадами (запись имеется в распоряжении The Village. — Прим. ред.).


Она известная расистка, но каждые выходные теперь цепляет гастарбайтеров в «Тиндере» и трахается с ними — просто чтобы самоутверждаться


— Вот что она ****** [треплется], **** ***** она ***** [треплется]? Ноги в руки и пошла отсюда! Она только такой тон понимает. Как с собакой с тобой нужно разговаривать. Ты только тогда затыкаешься, *****. По-другому не можешь. К сожалению.

— Да найду я их.

— Ну а **** ты тогда ******* [треплешься], *****, я не пойму?

— Я разговариваю.

— Нет ты ******* [треплешься]!

— Ну ответь же ты нормально, ты постоянно материшься.

— За забор вышла, *****, и сдохни прямо сейчас.

— Не пойду.

— Хотела бы — давно бы выкинула тебя из своего дома.

— Не надо меня выкидывать.

— Ну и все, *****! Чего ты тогда ******* [треплешься]?

Я не могу спасти всех. Папа не хочет лишать мать родительских прав — он публичный человек, и для его фамилии это был бы жуткий имиджевый удар. Продать дом он тоже не может — доли разделены пополам, да и найти покупателя на миллиард почти невозможно. Кажется, отец даже до сих пор ее любит, просит жалеть, как нездорового человека. Между собой мы в семье давно подозревали маму в психопатии, но никогда не произносили этого вслух. У нее не осталось друзей. Она известная расистка, но каждые выходные теперь цепляет гастарбайтеров в «Тиндере» и трахается с ними — просто чтобы самоутверждаться. На эти дни бабушка Ника остается в особняке совершенно одна — и я никогда не могу быть уверена, что она сможет встать с постели, что не забудет выключить газ на кухне. В голове матери все это как-то уживается с благотворительностью: все наши детские вещи, бывшие игрушки, ненужный дорогой хлам мама десятилетиями отдавала в детские дома — я нашла ее посты на форумах для нищих.

Иногда мы пересекаемся, я даже привожу в особняк своих гостей — и тогда с лица матери не сходит лицемерная улыбка. Точно такая же, с которой она встречала меня по утрам, во время перемирия, перед тем как уничтожить заявление о побоях. Помню, как она окликнула меня с кухни:

— Подойти, пожалуйста.

— Что случилось?

— Вижу, ты тянешься ко мне, пытаешься поладить. Ценю это. Но ты же понимаешь, что я тебя не люблю?

Этот разговор я записать не успела.


От редакции: Имена, география и другие несущественные детали истории были намеренно искажены, чтобы сохранить анонимность источника.

Share
скопировать ссылку

Читайте также:

Света Уголек — модель с ожогами 45 % тела
Света Уголек — модель с ожогами 45 % тела Как полюбить себя, сбежав от побоев матери, детдома и Дальнего Востока
Света Уголек — модель с ожогами 45 % тела

Света Уголек — модель с ожогами 45 % тела
Как полюбить себя, сбежав от побоев матери, детдома и Дальнего Востока

Заказываем пиццу в службе 112. Поймут ли диспетчеры крик о помощи?
Заказываем пиццу в службе 112. Поймут ли диспетчеры крик о помощи? Если вы не можете прямо сообщить полиции, что вас избивают
Заказываем пиццу в службе 112. Поймут ли диспетчеры крик о помощи?

Заказываем пиццу в службе 112. Поймут ли диспетчеры крик о помощи?
Если вы не можете прямо сообщить полиции, что вас избивают

«Подставные знакомства»: Как бандиты грабят гомосексуалов в Москве
«Подставные знакомства»: Как бандиты грабят гомосексуалов в Москве Путь от Тесака до ОПГ
«Подставные знакомства»: Как бандиты грабят гомосексуалов в Москве

«Подставные знакомства»: Как бандиты грабят гомосексуалов в Москве
Путь от Тесака до ОПГ

Парни с цветами
Парни с цветами «Под травой»: зачем москвичи окружают себя зеленью
Парни с цветами

Парни с цветами
«Под травой»: зачем москвичи окружают себя зеленью

Новое и лучшее

Как вернувшиеся с войны собирают ОПГ

«Выживи, зайка»

Строители из России едут на заработки в оккупацию — в разрушенный Мариуполь. Что у них в голове?

Как в России чинят электронику и бытовую технику после введения санкций?

«Когда отец умер, стало грустнее некуда». Как мигранты из СНГ тоже едут в оккупированный Мариуполь

Первая полоса

«Когда отец умер, стало грустнее некуда». Как мигранты из СНГ тоже едут в оккупированный Мариуполь
«Когда отец умер, стало грустнее некуда». Как мигранты из СНГ тоже едут в оккупированный Мариуполь И, обманутые, возвращаются ни с чем
«Когда отец умер, стало грустнее некуда». Как мигранты из СНГ тоже едут в оккупированный Мариуполь

«Когда отец умер, стало грустнее некуда». Как мигранты из СНГ тоже едут в оккупированный Мариуполь
И, обманутые, возвращаются ни с чем

Как косить?

И какие инструменты для этого есть

Как косить?
И какие инструменты для этого есть

«Выживи, зайка»

«Выживи, зайка»Девушка оставила послания на стене в Мариуполе. Их нашел строитель в оккупации спустя год. Смотрите

«Выживи, зайка»

«Выживи, зайка» Девушка оставила послания на стене в Мариуполе. Их нашел строитель в оккупации спустя год. Смотрите

Антивоенные граффитисты — о том, как совесть преобладает над страхом, и ночных столкновениях с полицией
Антивоенные граффитисты — о том, как совесть преобладает над страхом, и ночных столкновениях с полицией «Бездействие — это не выход»
Антивоенные граффитисты — о том, как совесть преобладает над страхом, и ночных столкновениях с полицией

Антивоенные граффитисты — о том, как совесть преобладает над страхом, и ночных столкновениях с полицией
«Бездействие — это не выход»

Строители из России едут на заработки в оккупацию — в разрушенный Мариуполь. Что у них в голове?
Строители из России едут на заработки в оккупацию — в разрушенный Мариуполь. Что у них в голове? Собрали рассказы этих людей
Строители из России едут на заработки в оккупацию — в разрушенный Мариуполь. Что у них в голове?

Строители из России едут на заработки в оккупацию — в разрушенный Мариуполь. Что у них в голове?
Собрали рассказы этих людей

Почему в «Открытое пространство» постоянно приходят силовики?
Почему в «Открытое пространство» постоянно приходят силовики? «Место силы» активистов
Почему в «Открытое пространство» постоянно приходят силовики?

Почему в «Открытое пространство» постоянно приходят силовики?
«Место силы» активистов

Как в России чинят электронику и бытовую технику после введения санкций?
Как в России чинят электронику и бытовую технику после введения санкций? «Все тогда, закрываемся, идем по домам, больше не будем работать в сервисе»
Как в России чинят электронику и бытовую технику после введения санкций?

Как в России чинят электронику и бытовую технику после введения санкций?
«Все тогда, закрываемся, идем по домам, больше не будем работать в сервисе»

Большой разговор с Эдуардом Лукояновым

Большой разговор с Эдуардом Лукояновым«Блэк-метал — это про безграничную свободу, но не за счет другого, как в мамлеевщине, а за счет себя»

Большой разговор с Эдуардом Лукояновым

Большой разговор с Эдуардом Лукояновым «Блэк-метал — это про безграничную свободу, но не за счет другого, как в мамлеевщине, а за счет себя»

Репортаж Роберта Гараева из стамбульского клуба Mecra
Репортаж Роберта Гараева из стамбульского клуба Mecra Квир-техно, Шакира и отношение к наготе
Репортаж Роберта Гараева из стамбульского клуба Mecra

Репортаж Роберта Гараева из стамбульского клуба Mecra
Квир-техно, Шакира и отношение к наготе

Где позавтракать в Стамбуле: 8 необычных локаций
Где позавтракать в Стамбуле: 8 необычных локаций Антикварное кафе, лучшие в городе панкейки, круассаны, яйца бенедикт и сырники
Где позавтракать в Стамбуле: 8 необычных локаций

Где позавтракать в Стамбуле: 8 необычных локаций
Антикварное кафе, лучшие в городе панкейки, круассаны, яйца бенедикт и сырники

Четыре истории о том, как поддерживать отношения на расстоянии во время войны
Четыре истории о том, как поддерживать отношения на расстоянии во время войны Ежедневные созвоны, совместные просмотры кино, сюрпризы в онлайн-магазинах
Четыре истории о том, как поддерживать отношения на расстоянии во время войны

Четыре истории о том, как поддерживать отношения на расстоянии во время войны
Ежедневные созвоны, совместные просмотры кино, сюрпризы в онлайн-магазинах

В России появляются памятники участникам вторжения в Украину
В России появляются памятники участникам вторжения в Украину «Памятниками и прочим официозом чиновники пытаются заполнить вакуум»
В России появляются памятники участникам вторжения в Украину

В России появляются памятники участникам вторжения в Украину
«Памятниками и прочим официозом чиновники пытаются заполнить вакуум»

«Внутри меня сияла электрическая петля»: Как раковая опухоль заставляет задуматься о кризисе заботы

«Внутри меня сияла электрическая петля»: Как раковая опухоль заставляет задуматься о кризисе заботыБольшое эссе Виктора Вилисова

«Внутри меня сияла электрическая петля»: Как раковая опухоль заставляет задуматься о кризисе заботы

«Внутри меня сияла электрическая петля»: Как раковая опухоль заставляет задуматься о кризисе заботы Большое эссе Виктора Вилисова

Синекдоха Монток — о новом альбоме, войне и травме

Синекдоха Монток — о новом альбоме, войне и травме«Я обречен делать Пьеро-кор»

Синекдоха Монток — о новом альбоме, войне и травме

Синекдоха Монток — о новом альбоме, войне и травме «Я обречен делать Пьеро-кор»

Что говорят коллеги об обвиненном в шпионаже журналисте WSJ Эване Гершковиче?
Что говорят коллеги об обвиненном в шпионаже журналисте WSJ Эване Гершковиче? «Честный, добрый и храбрый»
Что говорят коллеги об обвиненном в шпионаже журналисте WSJ Эване Гершковиче?

Что говорят коллеги об обвиненном в шпионаже журналисте WSJ Эване Гершковиче?
«Честный, добрый и храбрый»

Интервью с фронтменом HMLTD — группы, которая должна была выступить на «Боли» в 2022 :'(

Интервью с фронтменом HMLTD — группы, которая должна была выступить на «Боли» в 2022 :'(«Настоящее искусство существует на границе с безвкусицей и дерьмом, как фильмы Феллини»

Интервью с фронтменом HMLTD — группы, которая должна была выступить на «Боли» в 2022 :'(

Интервью с фронтменом HMLTD — группы, которая должна была выступить на «Боли» в 2022 :'( «Настоящее искусство существует на границе с безвкусицей и дерьмом, как фильмы Феллини»

Алиса Таёжная — о главном фестивале документального кино с острой политической позицией
Алиса Таёжная — о главном фестивале документального кино с острой политической позицией Протесты в Ираке, ультраправые в Польше и жизнь после сиюминутной славы
Алиса Таёжная — о главном фестивале документального кино с острой политической позицией

Алиса Таёжная — о главном фестивале документального кино с острой политической позицией
Протесты в Ираке, ультраправые в Польше и жизнь после сиюминутной славы

«90-е были окном возможностей, из которого не просто сквозняк — шторм фигачил»
«90-е были окном возможностей, из которого не просто сквозняк — шторм фигачил» Феликс Бондарев (RSAC), МС Сенечка и другие — о съемках в «Марше утренней зари» Романа Качанова
«90-е были окном возможностей, из которого не просто сквозняк — шторм фигачил»

«90-е были окном возможностей, из которого не просто сквозняк — шторм фигачил»
Феликс Бондарев (RSAC), МС Сенечка и другие — о съемках в «Марше утренней зари» Романа Качанова

Как вернувшиеся с войны собирают ОПГ

Как вернувшиеся с войны собирают ОПГВот пример «афганцев». Это четвертая часть цикла о преступности после войн

Как вернувшиеся с войны собирают ОПГ

Как вернувшиеся с войны собирают ОПГ
Вот пример «афганцев». Это четвертая часть цикла о преступности после войн

За что ВШЭ увольняет преподавателей, которые выступают против войны?
За что ВШЭ увольняет преподавателей, которые выступают против войны? Сквернословие, прогулы и аморальные поступки
За что ВШЭ увольняет преподавателей, которые выступают против войны?

За что ВШЭ увольняет преподавателей, которые выступают против войны?
Сквернословие, прогулы и аморальные поступки

Последним расстрелянным человеком в России был маньяк. Его звали Фишер, и о нем сняли сериал
Последним расстрелянным человеком в России был маньяк. Его звали Фишер, и о нем сняли сериал День прошел, число сменилось, нихуя не изменилось
Последним расстрелянным человеком в России был маньяк. Его звали Фишер, и о нем сняли сериал

Последним расстрелянным человеком в России был маньяк. Его звали Фишер, и о нем сняли сериал
День прошел, число сменилось, нихуя не изменилось

Каким был эмигрантский Париж 100 лет назад?
Каким был эмигрантский Париж 100 лет назад? Рассказываем вместе с проектом «После России»
Каким был эмигрантский Париж 100 лет назад?

Каким был эмигрантский Париж 100 лет назад?
Рассказываем вместе с проектом «После России»

Похищенное детство и национальный реваншизм: Пересматриваем «Акиру» 35 лет спустя

Похищенное детство и национальный реваншизм: Пересматриваем «Акиру» 35 лет спустяЗаключительный выпуск пацифистских аниме-рекомендаций от Петра Полещука

Похищенное детство и национальный реваншизм: Пересматриваем «Акиру» 35 лет спустя

Похищенное детство и национальный реваншизм: Пересматриваем «Акиру» 35 лет спустя
Заключительный выпуск пацифистских аниме-рекомендаций от Петра Полещука

Что делать при панической атаке: Как поддержать себя и другого
Что делать при панической атаке: Как поддержать себя и другого Подробная инструкция психолога Анны Шипициной
Что делать при панической атаке: Как поддержать себя и другого

Что делать при панической атаке: Как поддержать себя и другого
Подробная инструкция психолога Анны Шипициной

История взлета и падения Hydra

История взлета и падения HydraИ что происходит с наркоторговлей в даркнете сейчас

История взлета и падения Hydra

История взлета и падения Hydra
И что происходит с наркоторговлей в даркнете сейчас

Как художница Дарья Винокурова возвращает забытое культурное наследие Яузы?
Как художница Дарья Винокурова возвращает забытое культурное наследие Яузы? «Это река интроверт, но если вглядеться, можно увидеть ее особый характер»
Как художница Дарья Винокурова возвращает забытое культурное наследие Яузы?

Как художница Дарья Винокурова возвращает забытое культурное наследие Яузы?
«Это река интроверт, но если вглядеться, можно увидеть ее особый характер»

«Шершни»: Хитовый сериал в духе «Остаться в живых» и «Повелителя мух»
«Шершни»: Хитовый сериал в духе «Остаться в живых» и «Повелителя мух» Рецензия Ивана Афанасьева
«Шершни»: Хитовый сериал в духе «Остаться в живых» и «Повелителя мух»

«Шершни»: Хитовый сериал в духе «Остаться в живых» и «Повелителя мух»
Рецензия Ивана Афанасьева

Ищем представителей рабочего класса в российской музыке (результаты так себе)
Ищем представителей рабочего класса в российской музыке (результаты так себе) Большой текст про группу Sleaford Mods. Часть 2
Ищем представителей рабочего класса в российской музыке (результаты так себе)

Ищем представителей рабочего класса в российской музыке (результаты так себе)
Большой текст про группу Sleaford Mods. Часть 2

«Малые дети любят Кахети»: Гид по натуральным грузинским винодельням
«Малые дети любят Кахети»: Гид по натуральным грузинским винодельням Ori Marani, Lapati Wines, Tevza и другие производители, за которыми стоит следить
«Малые дети любят Кахети»: Гид по натуральным грузинским винодельням

«Малые дети любят Кахети»: Гид по натуральным грузинским винодельням
Ori Marani, Lapati Wines, Tevza и другие производители, за которыми стоит следить

«Мальчик из хорошей семьи»

«Мальчик из хорошей семьи»Как Борис Пиотровский должен был стать новым Капковым в Петербурге, но прицепил на лацкан Z

«Мальчик из хорошей семьи»

«Мальчик из хорошей семьи» Как Борис Пиотровский должен был стать новым Капковым в Петербурге, но прицепил на лацкан Z

Мерч российских благотворительных фондов и НКО
Мерч российских благотворительных фондов и НКО Покупаем, помогая
Мерч российских благотворительных фондов и НКО

Мерч российских благотворительных фондов и НКО
Покупаем, помогая

Большое интервью с композитором Сергеем Невским
Большое интервью с композитором Сергеем Невским Почему важно слушать музыку тех, кто остался?
Большое интервью с композитором Сергеем Невским

Большое интервью с композитором Сергеем Невским
Почему важно слушать музыку тех, кто остался?

«Остров Джованни» — мультик про оккупацию Курильских островов
«Остров Джованни» — мультик про оккупацию Курильских островов Продолжаем серию пацифистских аниме-рекомендаций от Петра Полещука
«Остров Джованни» — мультик про оккупацию Курильских островов

«Остров Джованни» — мультик про оккупацию Курильских островов
Продолжаем серию пацифистских аниме-рекомендаций от Петра Полещука

«Отец хватался за ружье и грозился всех перестрелять» История Виктора Иванова, рассказанная его дочерью

«Отец хватался за ружье и грозился всех перестрелять» История Виктора Иванова, рассказанная его дочерью Это цикл о преступности после войны. Третья часть

«Отец хватался за ружье и грозился всех перестрелять» История Виктора Иванова, рассказанная его дочерью

«Отец хватался за ружье и грозился всех перестрелять» История Виктора Иванова, рассказанная его дочерью
Это цикл о преступности после войны. Третья часть

«Счастливчик Хэнк» — сериал о преподавателе литературы в творческом и духовном кризисе. В главной роли — Боб Оденкёрк
«Счастливчик Хэнк» — сериал о преподавателе литературы в творческом и духовном кризисе. В главной роли — Боб Оденкёрк Рецензия Ивана Афанасьева
«Счастливчик Хэнк» — сериал о преподавателе литературы в творческом и духовном кризисе. В главной роли — Боб Оденкёрк

«Счастливчик Хэнк» — сериал о преподавателе литературы в творческом и духовном кризисе. В главной роли — Боб Оденкёрк
Рецензия Ивана Афанасьева

Как выживает независимый книжный бизнес?
Как выживает независимый книжный бизнес? Рассказывают Сурков («Циолковский»), Куприянов («Фаланстер»), Пархоменко и другие
Как выживает независимый книжный бизнес?

Как выживает независимый книжный бизнес?
Рассказывают Сурков («Циолковский»), Куприянов («Фаланстер»), Пархоменко и другие

«Пять лет мучений». История Владимира Федоркова, который убивал на «Афгане» и в мирной жизни

«Пять лет мучений». История Владимира Федоркова, который убивал на «Афгане» и в мирной жизниЭто цикл о преступности после войны. Вторая часть

«Пять лет мучений». История Владимира Федоркова, который убивал на «Афгане» и в мирной жизни

«Пять лет мучений». История Владимира Федоркова, который убивал на «Афгане» и в мирной жизни
Это цикл о преступности после войны. Вторая часть

Альбому «Meteora» Linkin Park 20 лет. Почему он до сих пор в наших сердцах?
Альбому «Meteora» Linkin Park 20 лет. Почему он до сих пор в наших сердцах? Николай Овчинников — о главной пластинке нулевых
Альбому «Meteora» Linkin Park 20 лет. Почему он до сих пор в наших сердцах?

Альбому «Meteora» Linkin Park 20 лет. Почему он до сих пор в наших сердцах?
Николай Овчинников — о главной пластинке нулевых

Где пить кофе в Белграде
Где пить кофе в Белграде Главные спешелти-споты, где можно найти V60, кемекс, пуровер и дрип-кофе
Где пить кофе в Белграде

Где пить кофе в Белграде
Главные спешелти-споты, где можно найти V60, кемекс, пуровер и дрип-кофе

Я голосую против всех: Почему Sleaford Mods — важнейшая британская группа последних десяти лет?
Я голосую против всех: Почему Sleaford Mods — важнейшая британская группа последних десяти лет? Большой текст к выходу нового альбома. Часть 1.
Я голосую против всех: Почему Sleaford Mods — важнейшая британская группа последних десяти лет?

Я голосую против всех: Почему Sleaford Mods — важнейшая британская группа последних десяти лет?
Большой текст к выходу нового альбома. Часть 1.

«Самый скандальный поэт Ленинграда»

«Самый скандальный поэт Ленинграда»Две девушки заявляют, что Евгений Мякишев применял к ним насилие и избивал. Записали их рассказы

«Самый скандальный поэт Ленинграда»

«Самый скандальный поэт Ленинграда» Две девушки заявляют, что Евгений Мякишев применял к ним насилие и избивал. Записали их рассказы

История Петра Рочева: Афган, телевизор на берегу Печоры и мгновенная смерть в Украине

История Петра Рочева: Афган, телевизор на берегу Печоры и мгновенная смерть в УкраинеЭто цикл о преступности после войны. Первая часть

История Петра Рочева: Афган, телевизор на берегу Печоры и мгновенная смерть в Украине

История Петра Рочева: Афган, телевизор на берегу Печоры и мгновенная смерть в Украине
Это цикл о преступности после войны. Первая часть

Чем занять руки в Тбилиси: Мастер-классы, курсы и студии
Чем занять руки в Тбилиси: Мастер-классы, курсы и студии Лепим горшки и шьем
Чем занять руки в Тбилиси: Мастер-классы, курсы и студии

Чем занять руки в Тбилиси: Мастер-классы, курсы и студии
Лепим горшки и шьем

«Айта»: Бескомпромиссный детективный триллер о мести и правосудии, снятый в Якутии
«Айта»: Бескомпромиссный детективный триллер о мести и правосудии, снятый в Якутии Что такое российское правосудие и существует ли оно вообще?
«Айта»: Бескомпромиссный детективный триллер о мести и правосудии, снятый в Якутии

«Айта»: Бескомпромиссный детективный триллер о мести и правосудии, снятый в Якутии
Что такое российское правосудие и существует ли оно вообще?

История фортепианных дуэтов от Листа до Лэнга
История фортепианных дуэтов от Листа до Лэнга К большому концерту Sound Up в Москве
История фортепианных дуэтов от Листа до Лэнга

История фортепианных дуэтов от Листа до Лэнга
К большому концерту Sound Up в Москве

Как убивали российский театр
Как убивали российский театр Почему гостеатры сотрудничают с силовиками? Остались ли в России независимые проекты?
Как убивали российский театр

Как убивали российский театр
Почему гостеатры сотрудничают с силовиками? Остались ли в России независимые проекты?

От баклавы до дондурмы и тулумбы: 13 главных турецких сладостей
От баклавы до дондурмы и тулумбы: 13 главных турецких сладостей И где их попробовать в Стамбуле
От баклавы до дондурмы и тулумбы: 13 главных турецких сладостей

От баклавы до дондурмы и тулумбы: 13 главных турецких сладостей
И где их попробовать в Стамбуле

Как две российские режиссерки сняли фильм в кенийской тюрьме
Как две российские режиссерки сняли фильм в кенийской тюрьме А затем представили его на Берлинале
Как две российские режиссерки сняли фильм в кенийской тюрьме

Как две российские режиссерки сняли фильм в кенийской тюрьме
А затем представили его на Берлинале

Группа Ubel — дарквейв-дуэт брата и сестры из Новосибирска

Группа Ubel — дарквейв-дуэт брата и сестры из НовосибирскаОб альбоме «Лидокаин», трибьюте «Аквариуму» и выступлении перед Киркоровым

Группа Ubel — дарквейв-дуэт брата и сестры из Новосибирска

Группа Ubel — дарквейв-дуэт брата и сестры из Новосибирска
Об альбоме «Лидокаин», трибьюте «Аквариуму» и выступлении перед Киркоровым

Новые (и не очень) капиталисты: Кому достались активы ушедших из России компаний
Новые (и не очень) капиталисты: Кому достались активы ушедших из России компаний Миллиардеры, местные менеджеры, держатели франшиз
Новые (и не очень) капиталисты: Кому достались активы ушедших из России компаний

Новые (и не очень) капиталисты: Кому достались активы ушедших из России компаний
Миллиардеры, местные менеджеры, держатели франшиз

2023-й только начался, но уже ставит рекорд по доносам. Собрали 7 таких историй
2023-й только начался, но уже ставит рекорд по доносам. Собрали 7 таких историй Молитвы, посты в соцсетях, карикатуры
2023-й только начался, но уже ставит рекорд по доносам. Собрали 7 таких историй

2023-й только начался, но уже ставит рекорд по доносам. Собрали 7 таких историй
Молитвы, посты в соцсетях, карикатуры

Деколонизация в технике коллажа

Деколонизация в технике коллажаАртур Гранд — о методе Сергея Параджанова

Деколонизация в технике коллажа

Деколонизация в технике коллажа
Артур Гранд — о методе Сергея Параджанова

Террористический пафос и классовый гнев: Что мы не знаем о The Stone Roses?
Террористический пафос и классовый гнев: Что мы не знаем о The Stone Roses? Полная история группы от Петра Полещука. Часть 2
Террористический пафос и классовый гнев: Что мы не знаем о The Stone Roses?

Террористический пафос и классовый гнев: Что мы не знаем о The Stone Roses?
Полная история группы от Петра Полещука. Часть 2

«Тайная история трусов» и еще 6 книг о прошлом с необычного ракурса
«Тайная история трусов» и еще 6 книг о прошлом с необычного ракурса История жопы, водки и соли
«Тайная история трусов» и еще 6 книг о прошлом с необычного ракурса

«Тайная история трусов» и еще 6 книг о прошлом с необычного ракурса
История жопы, водки и соли

В натисках бури. Украинская поэзия до и во время войны

В натисках бури. Украинская поэзия до и во время войныАвторский обзор Анны Аксеновой на The Village

В натисках бури. Украинская поэзия до и во время войны

В натисках бури. Украинская поэзия до и во время войны
Авторский обзор Анны Аксеновой на The Village

«Я наконец-то свободный человек»: История Олеси Кривцовой, которая сбежала от преследований в Литву
«Я наконец-то свободный человек»: История Олеси Кривцовой, которая сбежала от преследований в Литву МВД уже объявило в розыск архангельскую студентку
«Я наконец-то свободный человек»: История Олеси Кривцовой, которая сбежала от преследований в Литву

«Я наконец-то свободный человек»: История Олеси Кривцовой, которая сбежала от преследований в Литву
МВД уже объявило в розыск архангельскую студентку

Жонглирование фактами, схематизм и медведи: Из чего сделаны фильмы про «ЧВК Вагнер»?
Жонглирование фактами, схематизм и медведи: Из чего сделаны фильмы про «ЧВК Вагнер»? Разбираемся, как устроена частная пропаганда войны
Жонглирование фактами, схематизм и медведи: Из чего сделаны фильмы про «ЧВК Вагнер»?

Жонглирование фактами, схематизм и медведи: Из чего сделаны фильмы про «ЧВК Вагнер»?
Разбираемся, как устроена частная пропаганда войны

«Могила светлячков» — классика студии Ghibli
«Могила светлячков» — классика студии Ghibli «Война начинается со смерти и смертью заканчивается»
«Могила светлячков» — классика студии Ghibli

«Могила светлячков» — классика студии Ghibli
«Война начинается со смерти и смертью заканчивается»

«Годы» — сериал 2019 года, в котором Россия вторгается в Украину, а США начинает ядерную войну с Китаем
«Годы» — сериал 2019 года, в котором Россия вторгается в Украину, а США начинает ядерную войну с Китаем Мы пересмотрели его и рассказываем, как политическая сатира автора «Это грех» смотрится в 2023 году
«Годы» — сериал 2019 года, в котором Россия вторгается в Украину, а США начинает ядерную войну с Китаем

«Годы» — сериал 2019 года, в котором Россия вторгается в Украину, а США начинает ядерную войну с Китаем
Мы пересмотрели его и рассказываем, как политическая сатира автора «Это грех» смотрится в 2023 году

Путина — в Гаагу. Лев Левченко — о том, что значит решение Международного уголовного суда арестовать президента России
Путина — в Гаагу. Лев Левченко — о том, что значит решение Международного уголовного суда арестовать президента России Президенту выдали ордер на арест
Путина — в Гаагу. Лев Левченко — о том, что значит решение Международного уголовного суда арестовать президента России

Путина — в Гаагу. Лев Левченко — о том, что значит решение Международного уголовного суда арестовать президента России
Президенту выдали ордер на арест