Смерть не к лицу Редактор раздела «Бизнес» The Village рассказывает, как пережила смерть матери и облажалась с нарядом на похоронах

Я купила билеты на поздний уренгойский поезд и поехала в Киров. В моём купе оказалось двое вахтовиков из Винницы, которые ехали на север, и сотрудник ФСКН — он по своим делам собирался в Пермь. Мужчины как могли подбадривали меня. Украинские работяги вели со мной разговоры за жизнь, борец с наркотиками поил чаем, говорил о политике, а когда шёл в туалет, оставлял свой пистолет у меня под подушкой. Чёрт знает зачем я всё это помню.

Моя мама давно и тщательно спланировала свою смерть. В этом нет ничего удивительного для сердечника, к которому пару раз в месяц приезжала скорая. Она оставила записки с точными указаниями, что и кому надо делать. Когда я приехала, мамины знакомые уже получили все бумажки и вовсю организовывали похороны на оставленные мамой деньги.

Но главные решения нужно было принять мне. Меня привезли в какую-то избу, которая оказалась местным агентством «Ритуал», и попросили выбрать гроб, венки, оградку, временный крест (памятник ставят через год после смерти, когда осядет земля, чтоб вы знали). Точно не помню, что именно я выбрала, да и выбора особо не было: весь ассортимент одинаково уродлив.

Два дня в ожидании похорон я ходила по магазинам. Это может показаться кощунственным, но я не могла сидеть в нашей старой квартире — шопинг был лучшим способом отвлечься. Денег было довольно много. Все знакомые зачем-то совали мне купюры — наверно, это было что-то вроде утешения. Я начала покупать совершенно глупые вещи: комплект подушек, какое-то платье, соломенный коврик, индийские колокольчики. Пожалуй, я сделала только одну рациональную покупку: солнцезащитные очки, в которых люди приходят на похороны в голливудских фильмах. Дело в том, что я могла начать плакать где угодно — выглядело это так себе. Помню, я всё время слушала радио в плеере. По радио крутили песню Hurts Кристины Агилеры — при её звуках слёзы сами катились из глаз. Чтобы уснуть в пустой комнате, я занималась йогой. Стояла в собаке мордой вниз и плакала, делала виньясу и плакала, но потом становилось легче.

В день похорон приехали родственники из деревни, и я поняла, что ничего не знаю о скорби. Двоюродная сестра моей мамы надрывно причитала «На кого ты нас оставилаааа» и всё в таком духе. На похороны я надела чёрную футболку с длинным рукавом и чёрную длинную юбку. Я не большой фанат этого цвета — выбор вещей в моём гардеробе был невелик. К тому же я почему-то не особо думала о стиле. Вот только решила завязать узлом на затылке обязательную в таких случаях чёрную косынку, чтоб не быть похожей на бабку. Как оказалось, очень зря.

Гроб привезли из морга, поставили на табуретках возле дома, вокруг него собралась толпа людей. Потом погрузили его на автобус и повезли на отпевание. Маму похоронили на крутом берегу реки с красивым видом на деревню — ей бы понравилось. Помню, как кто-то из знакомых заставлял меня сказать ей на прощанье: «Я к тебе приду, а ты ко мне не приходи». Чрезвычайно трудно было выдавить это из себя.

Потом были поминки в местной столовой. Люди пили мамин самогон (лучший в мире!) и говорили речи не чокаясь. Надо было что-то сказать и мне. Я сказала, что вообще-то не пью, но сейчас выпью. И это тоже было очень зря.

Через пару месяцев я узнала: по Кирову ходят слухи о том, что я приняла ислам и собираюсь ехать в Чечню. Странный наряд, отказ от алкоголя — всё одно к одному! Слухи распространялись кем-то из близких друзей: они циркулировали на её работе, дошли даже до моей бывшей школьной учительницы. А потом всё как-то стихло. Многочисленные друзья мамы пропали с горизонта и теперь, приезжая раз в год на кладбище, я вижу лишь высокую траву.