Гуляем по Басманному району с «Позорами» Говорим о лучших репточках, пении вагиной и томском пиве
The Village и Spotify продолжают проект «Музыка районов». Для него мы попросили музыкантов, актеров, стендаперов и блогеров показать свои любимые маршруты в Москве и Санкт-Петербурге. Внутри каждого текста вас ждет карта и плейлист — с ними вы можете повторить маршрут наших героев под их любимые треки.
Больше маршрутов ищите в разделе, он продолжает пополняться.
Автор
Шура Гуляева
Почти в каждой точке маршрута мы пили пиво: сначала в Punk Fiction, потом в «Паросе», а под конец зашли в магазин за «Томским пивом» из родного города солистки группы «Позоры» Лены Кузнецовой. В Томске Лена была ключевой фигурой местной панк тусовки и переиграла на басу сразу в нескольких проектах, самый известный из них — фем-группа «Вхоре». Вскоре после нее появились «Позоры» — тоже изначально томская нойз-группа, тоже с феминистской оптикой. В песнях Лена может орать на вокале: «Я женщина, баба, телка», может более спокойно проговаривать: «Встать и подрочить в душе, не думая ни о ком конкретном». Главное — «петь из вагины», — говорит Кузнецова.
«Позоры» сейчас — только Лена и мультиинструменталист Игорь Вайман из Иркутска, автор музыкального эмо-проекта «корабельные сосны» с ностальгическим, меланхоличными текстами. К концу года ребята собираются выпустить новый альбом, правда, боятся, что не успеют закончить за четыре месяца. Еще один проект, который делают Лена и Игорь, — фестиваль «Не виновата» в поддержку женщин, переживших домашнее насилие, — породил комьюнити, в котором панки и активистки поддерживают друг друга и борются с абьюзом и харассментом. Вслед за «Позорами», главной фем-хардкор группой страны, на российской альтернативной сцене появился новый женский панк: «Лоно», Fizzраствор.
Пока мы гуляли с Игорем и Леной по Басманному району, в котором живет Кузнецова, они рассказали нам, почему музыкантам почти негде выступать в Москве, а еще о своей гендерной идентичности, политическом активизме в музыке и первобытной женской энергии.
Про «Дич», харассмент и «Не виновата»
«Авиатор» («Успех» и Punk Fiction)
Игорь: «Успех» для меня — это максимально домашнее место. Сюда переехал бар «Дич» с Китай-города. Когда я только начал жить в Москве в 2014 году, там была сосредоточена вся эмо-скримо-тусовка, за которой я следил.
Лена: Я была в клубе «Дич» всего один раз на концерте Jars году в 2016-м. Мне не понравилось. Там было полно обоссанных панков. И Москва тоже обоссанная! У Jars была только ******** [крутая] девчонка на басу. Я смотрела на нее и думала: «Что ты делаешь с этими чмошниками? Вот бы тебя в Томск, мы бы там научили тебя делать женский панк-рок». В 2019 сцена в Томске начала загибаться. У меня есть теория про то, что локальные сцены живут три-четыре года. Когда вам по 18 лет, вы играете в сотнях групп, потом все начинают терять энтузиазм, разъезжаться по работе, жениться. В общем, начинается бытовуха. В 2019 мне было 24 года, я еще не потеряла энтузиазм, но в Томске уже было делать нечего. Все участницы группы «Вхоре» к тому моменту переехали в Москву. В апреле как раз во дворе «Успеха» девки сказали мне: «Лен, мы ищем хату, ты переезжаешь!» Я такая: «Ладно, какую хату ищем?» И 22 мая я переехала в Москву.
В тот год у нас было жесткое лето с «Позорами». За три месяца мы сыграли 20 или 30 концертов, у меня была музыкальная истерика: я подписывала нас на все. Это закончилось осенью, когда Серега (Сергей Рохманюк, бывший барабанщик и автор музыки «Позоров». — Прим. ред.) сказал, что он не может больше играть в группе и уходит. Это было двустороннее решение, мы решили с ним расстаться.
Игорь: Еще в «Авиаторе» мы два раза организовывали акцию против домашнего насилия «Не виновата». Ленка предложила мне поучаствовать, я решил помочь. Во время подготовки у меня часто включался режим «суперчела на подхвате», я начинал бегать и что-то разруливать. Кроме «Не виновата», у меня больше не осталось воспоминаний из этого двора.
Лена: Мне всю жизнь везло — я не встречалась ни с харассментом, ни с другими жесткими штуками. Максимум мужики говорили: «Ха-ха, баба!» Но на «Не виновата» у нас было много кейсов, когда мы узнавали о том, что приглашенные участники — проблемные. Мы решили, что это издержка: мы не можем в каждом из 50 городов, где проходит акция, досконально проверить все группы. Но когда нам сообщают о кейсах с харассментом, мы реагируем, таких примеров было несколько. За этическую комиссию у нас отвечает Леля Нордик (художница и активистка. — Прим. ред.).
Игорь: Я не подхожу к вопросам этики с позиции моральной чистоты. То есть, мне не нравится логика не звать группу «Пасош» на «Не виновата», потому что Петар плохой человек (в этом году панк-группу «Пасош» сняли с фестиваля после того, как Анна Зосимова, бывшая девушка солиста Петара Мартича, рассказала о насилии с его стороны. — Прим. ред.). Но я поддерживаю риторику не звать их, потому что он замечен в опасном поведении и закрепляет его как нормальное.
Лена: Проблема в том, что музыканты в России находятся в ситуации ограниченных ресурсов и у них не всегда есть выбор. Если бы в Москве было 50 площадок для выступлений и 30 из них ****** [плохие], то в этих 30 можно не выступать. Но в Москве пять площадок, и в пять из них так или иначе происходили неэтичные истории. Андрей Алгоритмик (основатель московского клуба Powerhouse. — Прим.ред.) периодически не очень хорошо обходится с нашими друзьями, поэтому если я сделаю концерт, он не будет проходить в Powerhouse. Но если ко мне придет Алгоритмик и скажет: «Держи 50 тысяч рублей и просто покажись на нашем фесте»; я скажу: «Ладно».
Женскость «Позоров» – это про то, чтобы всем было противно
Про добрососедский район, гендер и секс с фанатами
«Парос»
Лена: С тех пор как я переехала в Москву в 2019 году, я жила только в Басманном районе, поэтому город воспринимаю через него, а это очень добрососедское ощущение. Например, сегодня у меня был созвон, дома плохо работал интернет. Я написала соседке: «Танюх, дома?» А она: «Конечно, приходи».
Игорь: Я из Иркутска и первые несколько лет в Москве жил в общаге МГУ, а сейчас — в Новых Черемушках. У меня там живет бабушка, в детстве я каждый год ездил к ней в гости. В остальном — район как район. У меня вообще нет впечатления о Москве, есть набор мест, куда я хожу все пять лет, что живу здесь. Просто так вышло, что многие из этих мест в Басманном районе. Я знаю, например, где за углом пиво пить. Но если бы эти пять точек были в другой части Москвы, мне было бы без разницы.
Лена: Разница в том, что их там нет.
Игорь: В «Паросе» мне нравится чувство общности. Все стены завешаны фотографиями с праздников, которые здесь проводились. Вот владелица — Сюзанна Христофоровна. (Показывает на фото.) Недавно мои родители приезжали в Москву, и я повел их сюда. Им очень понравилось, но они явно были в некотором недоумении. Вместе с нами в зале сидел чувак из модной молодежной группы и пел под гитару с фанатами.
Лена: Тут вкусное пиво и можно недорого поесть специфической еды — я скучаю по такому после переезда в Москву. В моем родном Томске была целая культура дешевых заведений, потому что Томск — студенческий город. Берешь огромную порцию за 200 рублей, съедаешь ее и неделю можешь не есть, потому что там 10 тысяч калорий. «Парос» вызывает тоску по маленькому городу. Здесь мне очень нравится долма с сыром мацони, рассольник. Еще я хожу сюда на свидания.
Я давно осознала себя бисексуалкой. В какие-то моменты я хочу мужика с членом, в другие мне нужна баба. Иногда я ощущаю себя на женской половине спектра, потом — на мужской. Для меня все это сложилось в опыт бигендера (бигендерами называют людей, которые совмещают в себе черты, ассоциируемые и с мужским, и с женским, то есть чьи самоощущение и самоидентификация подвижны. — Прим. ред.) — я прочитала, что 83 % таких людей переживали опыт фантомного члена. Я подумала: «Подождите, то есть не всем людям с вагиной иногда кажется, что у них есть член?» Со мной это с детства, иногда я воспринимаю свое тело как какое-то другое.
Игорь: Недавно я поставил в твиттере местоимение they (они — англ.). Мне кажется довольно естественным, когда ты начинаешь расплываться относительного того, что ты воспринимаешь исключительно мужским. Я не собираюсь просить людей обращаться ко мне «они», но можно попробовать, мне интересно посмотреть, что из этого выйдет. Я давно имею представление о небинарных персонах, но в моем личном опыте это еще достаточно умозрительно. Не то чтобы у меня было какое-то событие в жизни, которое заставило меня сомневаться в мужской идентичности, но, например, год назад я понял, что носить юбки просто очень удобно. Может, сейчас я больше определяю себя как мужчину, но не исключено, что через полгода я попрошу использовать местоимение «они».
Лена: Один раз у меня был секс с фанаткой, но она даже не знала, что за группа, когда пришла к нам на выступление. Просто подошла: «Привет, а что за концерт? А, ты играешь? Прикольно». У нее не было билета, я ее провела. Она сделала мне макияж, потом мы целовались на сцене. После концерта она предложила почистить зубы, и мы ушли ****** [заниматься сексом].
С людьми, которые тебя слушают, нельзя спать. Когда ко мне пристают девки на концертах, я максимально дистанцируюсь. Но это происходит редко, потому что как правило люди на выступлениях меня боятся.
Про коммерческие репточки и пение из вагины
Репетиционная база «Т-34»
Игорь: Репточки делятся на два основных класса: коммерческие и локальные. Понятно, что во вторые залететь просто так не получится, потому что ты должен знать кого-то из тусовки. «Т-34» — стандартная коммерческая репточка. Мы репетируем здесь, потому что, во-первых, здесь разрешают пить пиво. Во-вторых, это близко к дому Лены.
Каждый раз, когда я выхожу на сцену, я готова потом сесть в автозак
Лена: Мы узнали об этой репбазе еще до моего переезда в Москву, когда мы с группой «Вхоре» просто приезжали и нам нужно было дешево порепетировать. Здесь мы платим 600 рублей за три часа. Эта репбаза для нас как «Дикси» за углом.
Год назад я начала заниматься вокалом. С тех пор я через голос ищу новые методы, чтобы выразить свою женскость. Раньше я орала на сцене, сейчас могу говорить тихо, но мощно. Или могу мелодическим вокалом скандировать экстремистские лозунги. Надя Толоконникова как-то дала мне совет: «Пой из вагины». Когда ты напрягаешь вагинальные мышцы, диафрагма тоже напрягается.
У большинства людей есть представление, что за пределами конвенциональной женскости сразу начинается мужественность. Типа если ты не девка в платье, значит, ближе к пацанам. Но есть и другая сексуальность, осуждаемая и подавляемая патриархальной культурой. Мужчине, например, совершенно непонятно, что такое женский оргазм – это что-то непостижимое и страшное, это надо скрыть. А мне хотелось высвободить на сцене эту хтоническую, первобытную женскую энергию, неконтролируемую и ужасную. Женскость «Позоров» – это про то, чтобы всем было противно.
У меня стройное тело, но общество воспринимает его как неконформное: женское пузо, жирок свисает. Раньше на сцене я максимально раздевалась, чтобы всю эту телесность предъявить прямо в лицо, играла в очень коротких платьях — а у меня там небритая ***** и клок волос торчит. Сейчас мне надоело работать с наготой, я стала больше эстетизировать свой образ. Завтра на концерте буду в обычных брюках, но к ним еще страпон без члена. Это такой символ кастрированной женскости.
Игорь: Когда я только начал играть в «Позорах» на басу, единственным моим способом творческого участия было сценическое перформерство. На нашем первом общем концерте я надел платье и с тех пор играл в группе сабмиссивную роль. Лена меня ******* [била], таскала за волосы, было прикольно! Потом я пересел за барабаны и стал надевать черный костюм на все тело, чтобы меня не было видно за сценой.
Про эшников на концертах
«Бумажная фабрика»
Лена: Когда закрыли «Бумажку», это была моя личная трагедия (в ноябре 2019-го площадку опечатали по решению суда после того, как силовики сорвали там выставку о полицейском насилии. — Прим. ред.). Я каждый месяц спрашивала у Олега (арт-директор клуба Олег Котрунов. — Прим. ред.), чем помочь. А потом они каким-то волшебным образом открылись. Это моя любимая площадка для выступлений — иногда она бывает великовата, но здесь крутой звук.
Для нас важны места с протестной идеологией. В прошлом году мы выступали на концерте в поддержку Азата Мифтахова (аспирант МГУ, которого приговорили к шести годам лишения свободы за якобы нападение на офис «Единой России». — Прим. ред.). Каждый раз, когда я выхожу на сцену, я готова потом сесть в автозак, потому что мне всегда кажется, что на концерте есть эшники (сотрудники специального центра «Э» по противодействию экстремизму. — Прим. ред.).
У нас есть категория ценителей музыки — мужики под 40, высоченные, подкачанные. Как правило, они стоят вдвоем-втроем с очень серьезными лицами близко к сцене и много снимают. Каждый раз это разные люди! После концерта они ко мне подходят и говорят: «***, Лена, ****** в рот, я слушаю группу „Позоры“, мне 45 лет, я развелся с женой». Не знаю, за что эти мужики любят группу «Позоры». У нас есть песня «Pussor» со строчкой «поднимай забрало». Каждый раз я думаю, что произносить это вслух — уже какое-то правонарушение. И с каждым днем становится жестче и страшнее, но нет смысла не играть на концертах в поддержку политзаключенных, потому что ты боишься сесть в автозак — ты можешь сесть в автозак и просто так.
Игорь: Мне кажется, между музыкой и акционизмом нет четкой границы , и пытаться ее провести — бессмысленно.
Редакция выражает благодарность Арт пространству «Авиатор», бару «Успех», бару Punk Fiction, кафе «Парос», Репетиционой базе «Т-34», клубу «Бумажная фабрика», бару «MISSION» за помощь в организации съемки.
