Социолог Яна Крупец — про то, как молодые горожане выбирают работу Эксперт НИУ ВШЭ в Петербурге объясняет, почему молодые горожане так часто и так легко меняют работу и карьеру, и правда ли, что для них важны только деньги

«— Жизни едва хватает, чтобы толком освоить хотя бы одно дело.
— Если вообще хватает.
— Да. Поэтому с профессией надо осторожно», — говорили герои сериала «Настоящий детектив» Раст Коул и Марти Харт.
Этот постулат — точно не про современных молодых работников. Как показало недавнее исследование социологов, нынешняя молодёжь предпочитает — или вынуждена предпочитать из-за конъюнктуры рынка — краткосрочные разнообразные карьеры: был пиарщиком — стал пекарем, была чиновницей — стала дизайнером.
Центр молодёжных исследований НИУ ВШЭ в Петербурге сейчас изучает вопросы работы и потребления в жизни молодёжи — городской и сельской, на примере, соответственно, Петербурга и Ленобласти. Итоги областного исследования подведут к концу года, результаты по городу уже известны.
В Петербурге социологи провели глубинные биографические интервью с 60 молодыми петербуржцами, поделив информантов на две равные возрастные группы: только выходящие на рынок труда горожане в возрасте 20–25 лет и более взрослые работники, до 35 лет. Кроме того, опрошенных условно поделили на группы в зависимости от области занятости: бизнес, госслужба и бюджетные организации, а также самозанятость (фрилансеры и индивидуальные предприниматели).
Участница исследования заместитель директора Центра молодёжных исследований Яна Крупец рассказала The Village о том, почему трудящиеся нового поколения более бесстрашны, чем их родители, а также какой они видят работу мечты.
«Мы были совсем другими работниками»
В ходе дебатов, которые ведут учёные, — причём не только в России, но и в Европе и США — остро звучат два вопроса. Первый: как меняется отношение к труду и работе. Представители старшего поколения говорят: «Мы были совсем другими работниками, не то что нынешние». Якобы сейчас молодёжь менее ответственно относится к работе. Современные эйчаровцы тоже проблематизируют этот вопрос, говоря о том, что с молодёжью надо общаться как-то по-другому: иначе мотивировать, быть готовыми к тому, что молодые люди от работы требуют больше. В середине XX века работа была ядром, вокруг которого строилась идентичность человека: быть кем-то означало иметь работу и статус в обществе. И в советском обществе это было особенно значимо, работа представлялась ключевым элементом биографии. Нам было интересно посмотреть, действительно ли произошли изменения, и сегодня на первый план выходит потребление, а работа — на втором месте (то есть важнее, что ты покупаешь, а не кем работаешь).
Вторая дискуссия посвящена вопросу о карьерах. С середины XX века до 80-х и даже, возможно, 90-х годов карьера представлялась как нечто однонаправленное: человек, получив образование, приходит в организацию и с маленькой должности за 20–30 лет вырастает до большой (в идеале, конечно). Это традиционная линейная карьера, которая сегодня всё более проблематизируется. Во-первых, на рынке нестабильная ситуация, и у организации не всегда есть возможность предоставить работнику карьеру — от начала до конца. Во-вторых, сами люди меняют отношение к такой карьере: для многих она нежеланна. Нам также интересно было посмотреть, как к этому относится молодёжь, как она выстраивает карьерные биографии.
Четыре года на одном месте — это много
Первый вывод, который мы сделали в ходе исследования (и он нас удивил): у молодых людей очень разнообразные карьерные пути. Человеку может быть всего 23 года — а он уже сменил от четырёх до десяти работ. Краткосрочность работ проявилась и в более младшей, и в более старшей группах респондентов. Выявилась ориентация на недолгую работу на одном месте — от нескольких месяцев до трёх-четырёх лет. Если человек на одном месте работает два года, в субъективном восприятии это длительная занятость. Многие говорят о том, что через два-три года — в крайнем случае через четыре — работу надо менять: здесь ты уже всё узнал, надо попробовать что-то ещё. При этом краткосрочная ориентация проявилась не столько во фрилансе, но и в бизнесе, и даже у бюджетников.
Второй вывод: смена работы не проблематизирована в той степени, в какой можно было бы предположить. Многие наши информанты говорили о том, что всё меняется, в том числе работа, и у них нет страха.
Почти все отмечали, что работа значима. Никто не говорил, что работа неважна. Многие говорили, что работа — это основная часть жизни, вокруг неё всё вертится. То есть тезис о том, что работа перестаёт быть важной, в нашем исследовании эмпирически не подтверждается.
Работа мечты
Мы отдельно спрашивали информантов про идеальную работу. И в ответах проявились два основных смысла: деньги и интерес. В СМИ любят дискутировать по поводу того, что молодые люди стали более меркантильными, но наши результаты показывают, что дело не только в деньгах. Только сочетание двух качеств — денег и интереса — позволяет получить такую работу, которая устраивает молодого человека.
По мнению информантов, неинтересная работа — та, которая требует рутинного выполнения обязанностей. Интересная на первом этапе работа через год может превратиться в рутинную, пресытить — и это повод её сменить.
Вообще, если говорить про выбор работы, можно выделить несколько путей. Во-первых, трудовая биография молодых отличается «примеркой» мест работы: когда человек, работая в разных местах, пытается найти новую, более комфортную занятость. Причём такая примерка более характерна для младшей группы — 20–25 лет. Примерка базируется на нескольких основаниях: например, для многих важны отношения в коллективе, но важна и собственно индивидуальность. Один из информантов, работавший продавцом, рассказал о случае, когда в магазине у кого-то другого обнаружилась недостача — и всех кассиров вынудили её покрыть. Информант рассмотрел такую ситуацию как недопустимую и поменял работу. Другой важный момент — отношения с начальством: насколько оно уважает сотрудника. Информанты часто проговаривали необходимость внимательного отношения к сотрудникам, даже новичкам.
«Тексты писать легко, а тесто катать тяжело»
Многие говорили про тяжесть работы: если слишком тяжёлая — не подходит. В основном под тяжестью подразумевался физический труд, особенно в сервисе: например, официантом в кофейне или грузчиком. Были информанты, которые закончили университет по гуманитарно-социальному профилю и сначала работали фрилансерами — писали тексты, а потом карьера поменялась и они ушли в сферу ручного труда. Одна девушка сказала: «Тексты писать легко, а тесто катать тяжело». На удивление мало оказалось тех, кто под тяжестью подразумевал стресс. Были люди, которые испытывают страх за сегодняшнюю ситуацию и поэтому не уходят с работы, но таких оказалось немного. Большинство, даже когда говорили, что не знают, чем будут заниматься через пять лет, не боялись что-то менять. Будущее рассматривается как возможности, как что-то интересное.
У нас было несколько случаев более негативного отношения к будущему, но это скорее исключения, связанные с тем, что информанты не имеют поддержки в Петербурге. Например, у них нет семьи, которая могла бы поддержать в ситуации отсутствия денег. Семья, кстати, оказалась значимым фактором, особенно в группе фрилансеров. Было несколько таких примеров: у человека — собственное дело, все деньги вложены в бизнес, который пока не приносит больших доходов. Человек зарабатывает около 15 тысяч рублей в месяц, но при этом у него есть родители — и они могут поддержать в случае необходимости, хотя и не содержат сына или дочь, не живут с ним.
Портфелеспособность
В рамках исследования мы выделили категорию, которую назвали portfolioability (или портфелеспособность) — по аналогии с трудоспособностью. «Портфельные» карьеры — те, что множественны, разнообразны, подразумевают частую смену работы, совмещение, большую свободу в графике и организации работы. Такие характеристики наиболее актуальны для фрилансеров: у них есть некий портфель навыков, и они его используют, чтобы работать в разных сферах. Установка на портфелеспособность указывает на то, что человек готов менять, совмещать, самоорганизовываться, готов к отсутствию долгосрочных перспектив и стабильности. Если он воспринимает это как непроблематичную ситуацию — может быть гораздо более успешным на рынке.
У этой установки есть и недостатки: она создана и востребована рынком, но не даёт глубоко специализироваться, профессионализироваться в чём-то одном. Если ты всё время ищешь чего-то нового и работаешь в десяти местах, у тебя нет возможности глубоко погрузиться в один проект и специализироваться только в одной области. И потом, понимая, что через четыре года работа поменяется, не все видят смысл в том, чтобы затевать долгосрочные проекты.
Работа как потребление
Откуда у молодых людей берётся уверенность в себе как в ценных работниках и откуда эта портфелеспособность? Могу лишь предположить. На мой взгляд, у них нет идеалистичного представления о рынке: молодёжь готова к тому, что работу найти сложно, что везде требуют опыт. Я не увидела розовых очков. Однако проявляется такой значимый момент, как высокая ценность самореализации. Возможно, эта черта — продукт воспитания родителей, которые в 90-е годы пожертвовали собственной карьерой, чтобы дать лучшее своим детям. Они воспитали в них ощущение того, что важно любить то, что ты делаешь. Но это, скорее, гипотеза.
Занимательно, что нарративы молодых, которые говорят про работу, похожи на рассказы про потребление. Это гедонизм. Я получаю удовольствие от кино или от ресторанов — и я так же должен получать удовольствие от работы. Такое своего рода потребительское отношение к работе.
«Мужчина должен знать математику»
Что касается вопроса об образовании, то здесь группа опрошенных разделилась на две неравные части. Первая, большая — те, кто полагал, что высшее образование значимо. Вторая, меньшая — что незначимо. При этом основная масса опрошенных — в том числе в первой группе — не работает по полученной специальности. Однако они полагают, что образование учит думать и даёт связи. В этом смысле образование значимо не как подготовка к профессии или выстраивание карьерных путей — оно делает тебя тем, кто ты есть. Один из информантов сказал: «У меня есть идеал мужчины — мужчина должен знать математику». Работа этого молодого человека не связана с математикой, но для него она — реализация проекта мужественности. То есть мотивы самые разные, но большинство придаёт значимость образованию, однако часто без конкретного приложения к практике.
Та — меньшая — группа, которая не придаёт значения образованию, в основном состоит из примеров, когда человек сделал себя сам, такой self-made man.
Интересный факт: многие информанты получали второе высшее образование. Первое образование у них, как правило, по специальности, которую они считали востребованной. Сейчас, уже имея свой бизнес, они учатся для души — для многих это попытка компенсировать то, чего не хватает на работе. Например: «У меня работа неинтересная, но приносит деньги. Я пока на ней останусь, но для души буду учиться, получать высшее образование в сфере музыки или литературы».
Новый опасный класс
Я бы не стала рассматривать то, что значение работы в жизни человека меняется, как проблему. Это не специфическая российская ситуация: современные общества — европейское, американское — переживают схожие тенденции. Можно ли вернуться к традиционности, стабильности? Думаю, вряд ли.
Если рассматривать мрачный сценарий, минус сегодняшней ситуации на рынке труда в том, что растёт количество прекариата — людей, занятых на временных работах (прекаризация — трудовые отношения, которые могут быть расторгнуты работодателем в любое время, ущемлённая правовая и социальная гарантия занятости; явление описано в книге «Прекариат: новый опасный класс» британского социолога Гая Стэндинга. — Прим. ред.). Появляются группы людей, труд которых не защищён. Причём прекарии не являются меньшими профессионалами, чем «обычные» работники. На Западе прекарные работники пытаются создавать профсоюзы, защищающие их права. В России сегодня скептическое отношение к профсоюзам, многие не верят в их эффективность. Есть вероятность, что российские прекарии окажутся в негарантированном поле и всё время должны будут рассчитывать на себя. Но этот сценарий может не оправдаться — такие работники уже сегодня рассчитывают только на себя. Хотелось бы, впрочем, чтобы данная сфера была более прогнозируемой и регулируемой — чтобы были социальные гарантии.
Что касается хорошего сценария: возможно, наши молодые более, нежели старшее поколение, ориентированы на поиск любимого дела. По сравнению с прошлым, кажется, что у молодёжи сейчас больше выбора, а главное — желания найти ту работу, которая позволит им самореализоваться, меньше задумываясь о «правильных» карьерах. Свободный выбор — это то, что позволит быть более счастливым. Другой вопрос, насколько это полезно обществу в целом, насколько важно иметь много фрилансеров и, например, мало инженеров? Я не знаю.
Фотографии: Дима Цыренщиков