«Я понимаю, что в таком ценовом сегменте торг неуместен, но всё же давайте это будет 1 200 рублей, а не 1 500?» Мы — я, молодой человек С и его не менее молодая супруга — сидим в закусочной в спальном районе Петербурга. С уже минут 15 крутит в руках мой старенький фотоаппаратик: восемнадцатикратный зум, ручные настройки и предательски умирающий аккумулятор. Последний и стал поводом для торга. Я сижу, краснею, болтаю ногой, размышляя о том, что было бы здорово поставить этот эпизод на быструю перемотку — сразу к финальным титрам. Вообще-то как продавец я должна хвалить свой товар: рассказывать, что ещё недавно он стоил в 10 раз дороже установленной мной цены, что мы вместе пережили сто концертов, живописать, какие отличные фотографии благодаря ему у меня с этих концертов есть (чистая правда). «Смотри, а тут царапина на корпусе», — спутница потенциального покупателя смотрит на меня с неприязнью, я чувствую себя обязанной не только не брать с них денег за свой фотоаппарат, но ещё и доплатить за то время, что милая пара потратила на меня. Правда, они сами, добровольно, вышли на меня через Avito. И в конце концов, могут добровольно ничего не покупать.

В 1980-е мы, последние советские дети, всё ещё хотели быть космонавтами и балеринами (а лично я, прочитав «Питера Пэна», — просто остаться вечным ребёнком). Власть всё ещё карала спекулянтов, ничего романтичного в профессии торговца всё ещё не было. Но ситуация неотвратимо и необратимо изменилась в конце 1980-х и особенно в 1990-е. Торгаши стали королями — если успевали дожить, не сгинув от ножа или пули, под надгробиями с солидными чёрно-белыми портретами. Учителя и врачи обзавелись клетчатыми сумками и превратились в челноков. Недавно один петербургский экономист рассказал мне, что обратно — в педагогику, науку, медицину — вернулись менее 20 % «переквалифицировавшихся», что своего рода гуманитарная катастрофа.

Спустя 10 лет после прочтения «Питера Пэна» я и сама устроилась продавцом-кассиром на склад пиратских аудиокассет, прятавшийся во дворах на Загородном проспекте. Моя первая запись в трудовой книжке — и мне до сих пор за неё неловко. Движима я была скорее любовью к музыке, нежели к наживе. Поэтому меня раздражали клиенты — закупщики магазинов типа «Титаника» и «Айсберга» (нейминг с намёком «сейчас мы потопим конкурентов») — которые ни черта не разбирались в музыке. Зато отлично разбирались в потребительском спросе: гребли паллетами сборники Romantic Collection и группу-одного-хита Crazy Town (я работала в «иностранном» зале).