«Невидимка»: «Русские — горюны» Курганская группа рассказывает об уральской сцене, гопниках и желании записать фит с Темниковой

«Ты знаешь, где Курган находится?» — спрашивает меня Илья Кандалов, человек, отвечающий за музыку в группе «Невидимка». Смотрю в «Википедии», честно отвечаю: «Типа на Урале?» Мимо. «Типа. Зауралье. Курган — это столица Зауралья. Есть такая легенда, что раньше в эти места свозили два типа людей. Больше всего — художников, кто по искусству двигался. И бандосов. Они вместе тут жили», — продолжает второй участник группы Дмитрий Конов, который и декларирует на альбоме «Новый русский» своим хоевским голосом строчки про замученный государством мир, подъездную рать и свободу. В принципе, все эти вещи можно считать составляющими ивановской концепции особой уральской горнозаводской цивилизации — хотя о ней Конов и Кандалов не слышали.

«Наверное, есть уральский дух, простой, более душевный в первую очередь, если сравнивать со столицами. Он, как камень, твердый, но в то же время его рассмотреть можно. Наверное, так, — говорит Конов. — Мы пожили в Москве летом. Там совсем другой народ по вдохновению, по творчеству. Вернувшись домой, мы начинаем понимать, что здесь лучше, спокойней получается, а там некогда этим заниматься. Здесь ты больше пишешь, снимаешь, творишь, есть интернет и ребята, которые помогают».

Последний раз трехсоттысяный Курган попадал в новости с историей про человека в костюме Смерти, который спрашивал у горожан, что они хотят — «попасть в рай» или «просто сдохнуть». Кургана нет на музыкальной карте России, потому что и на обычной-то его с трудом разглядишь, пробелы закрывают как раз группы вроде «Невидимки». Дело даже не в том, что Конов и Кандалов делают город полноправным героем своих песен, но и в том, что они в принципе не сидят сложа руки: организовывают вечеринки, привозят другие группы, снимают клипы. «Ради того, чтобы сходить на кого-то в нашем городе, мы сами устраивали концерты, привозили ребят, знали, что сработаем в минус. По 3 тысячи на четверых скинулись, плюс билеты, которые пришли, — получился привоз. У нас Антоха МС в самом начале пути так выступал, Никита Зебелин, который сейчас супер-техно-гуру. Мы не просто где-то там 27 лет росли и внезапно решили заниматься музыкой», — говорит Кандалов.

Конов успел и поиграть на клавишах в мат-рок-группе, и почитать рэп, и попеть в хоре. Но совместная группа с Кандаловым, его другом детства, появилась совсем недавно — в середине 2017 года — и по чистой случайности. «Мы с друзьями гараж свой сделали, где можно собираться, как студию: мы туда поставили барабаны, делали музыку, записывали смешные, интересные композиции по фану, брали и писали какие-нибудь каверы либо ремиксы. Это очень охренительно получалось. Но потом как-то все наши кореша ушли, и мы остались вдвоем в студии: решили в массы музыку толкать — в любом случае найдется своя аудитория, посмотрим, будет интересно людям или нет. Мы собрались на следующий день, начали писать песню, решили, что Димон будет петь, он имел такой опыт. Так все началось», — вспоминает Кандалов.

90-е были заложены в музыкальную ДНК группы изначально. «Нам нравится ворошить наше отрочество и детство и выдавать это через музыку, от которой мы тогда испытывали кайф. Мы проводили эксперимент, вспоминали, от чего кайфовали тогда, и стараемся воспроизвести в современных реалиях», — говорит Конов. Кандалов добавляет, что повлиял и в целом поворот русской независимой музыки в сторону русского языка и эстетики 90-х и 80-х: «Мы смотрели на всю новую школу. Книги, песни и так далее. И конечно, отдавали себе отчет, что ничего сложного ребята не делают, мы можем лучше».