«Роды — моя глубокая рана»: Художница Анна Самойлова о выставке «Немолоко»
В своих проектах художница Анна Самойлова исследует славянскую визуальную культуру. Ее работы связаны с фольклором и орнаментальностью: некоторые обращаются к истории Дягилевского балета, другие — к быту сельских женщин и свадебному обряду русских крестьянок.
Новая выставка Анны «Немолоко» откроется в ММОМА 16 февраля и сохраняет привычную художнице фольклорность, но в отличие от предыдущих проектов этот — более личный, основанный на опыте самой авторки. Анна сделала его после сложной беременности, сопряженной с депрессией, и родов, закончившихся кесаревым сечением из-за ковида.
The Village поговорил с Анной Самойловой о фольклорности ее работ, беременности во время коронавируса, а также о том, почему ее дочь называли кесаренком и искусственником.
Тревожная беременность и лоскутное одеяло
Художница начала работу над «Немолоком» в 2021 году будучи беременной, а заканчивала с дочерью на руках. Название выставки означает невозможность грудного вскармливания и вместе с тем — разрушение иллюзорных представлений о том, что беременность — лучшее время в жизни женщины. «Это мой личный дневник. В нем меня больше, чем во всех других проектах. Я боюсь публично рассказывать эту историю, потому что роды стали глубокой раной, — говорит Самойлова. — Работа над проектом помогла мне пережить этот опыт, и я надеюсь, что выставка поможет другим женщинам в похожей ситуации почувствовать поддержку».
Анна рассказывает, что весь первый триместр беременности провела в кровати. В туалет ее водили за руку. Она несколько лет пила антидепрессанты, но на время беременности прием пришлось прекратить. Из-за слабости Анна не смогла работать, и вкупе с отменой лекарств это привело к сильной депрессии.
Анна всегда хотела ребенка, но ей было сложно принять, что внутри кто-то растет. Знакомые и друзья говорили, что это нормальное состояние для беременности, но девушка чувствовала себя «инкубатором, в котором поселилось нечто чужое». «Я не была готова к тому, как росло мое тело. Я привыкла к своим параметрам, но во время беременности они быстро менялись, и я не успевала перестроиться», — вспоминает она.
Анна часто тревожилась. На улице она в уме просчитывала траектории велосипедистов и самокатчиков, чтобы не столкнуться с ними. Зимой не выходила совсем, потому что боялась упасть. После походов к врачам девушка читала статьи в интернете, чтобы проверить их слова. Однако информация только пугала ее. Негативные мысли скапливались, давили изнутри. У девушки развилась бессонница.
Выйти из депрессивного состояния Анне помог психолог, и ко второму триместру художнице стало лучше. Она вернулась к творчеству и начала работать над одеялом, сшитом из множества лоскутов. Каждый лоскут отражал определенный момент беременности: на одном изображении — ступни художницы и цифры, которые показывают, как менялся ее вес, на другом — тело беременной женщины. Среди рисунков надписи — «Не могу смотреть на себя в зеркало», вышивки палеолитических Венер, а также фигуры рожениц — символ славянской мифологии, обозначающий женщину, которая рожает еще одну женщину.
Лоскутное одеяло — первый объект «Немолока». Когда художнице стало лучше, она смогла принять беременность и изменения, которые произошли с ее телом. Но на девятом месяце беременности состояние Анны ухудшилось — она заболела ковидом.
Ковид и роды
Анна планировала рожать с мужем в хорошей клинике. В день, когда надо было заключать договор с врачами, девушке стало плохо. Врачи поставили диагноз: «коронавирусная инфекция». Скорая забрала ее в один из двух московских роддомов, которые принимали рожениц с коронавирусом. Анна думала, что пробудет там не больше недели, и не взяла с собой детские вещи. В приемной она просидела пять часов — каждые полчаса привозили беременных.
Анну положили в палату интенсивной терапии. Через два дня ей стало хуже — легкие были поражены на 75 %. Начался цитокиновый шторм — опасное состояние, когда нарушается работа иммунитета, появляется лихорадка. Девушке давали лекарства, но ребенку становилось все хуже. Тогда врачи сделали художнице кесарево сечение. «Я хотела быть уверена, что дочь будет в порядке», — объясняет она.
Кесарево Анна не помнит. После родов ребенка сразу забрали. Девушка попросила врачей сфотографировать его на телефон. Снимки стали единственной связью с дочерью, пока художница лежала в больнице.
После кесарева сечения Анна оставалась в больнице еще неделю. Она смотрела фотографии дочки в телефоне, разглядывала узоры на пеленках и халатах и переписывалась с мужем. Художница почти не помнит этот период: «Моя психика подчищает травматичные моменты».
Поэтому вторая часть «Немолока» — попытка вернуть себе утраченную память о родах. «Я сходила с ума и ничего не помнила. Заснула с животом, а проснулась без него и без ребенка. Да, я понимала, что Варю увезли, но психологически не могла это принять. Перед сном мне казалось, что в животе шевелится дочь, я открывала глаза — ее не было», — вспоминает девушка.
Фотографии из больницы стали основой для второй части «Немолока». Анна запечатлела на ткани моменты, которые могла вспомнить и которые сохранились на снимках: живот со шрамом от кесарева, ее портрет в кислородной маске, изображения котят, мишек и сердечек с казенных пеленок и халатов роддома.
Занятия с психологом, а также работа над «Немолоком» во многом помогли девушке справиться с последствиями беременности и родов. «Когда я из головы выношу мысли и чувства и перекладываю их в работу, то отстраняюсь — у меня появляется возможность посмотреть на себя со стороны, спокойно пережить случившееся. Беременность состоит из множества личных моментов, которые я до сих пор боюсь показывать. Но во время работы над „Немолоком“ я решила: либо делаю все честно, либо в проекте нет смысла», — рассказывает она.
Увлечение фольклором: проекты «Русские сезоны» и «Мокошь»
Путь Анны как художницы начался в 2017 году, когда она училась в Московском академическом художественном училище и готовила дипломный проект. Студенты должны были нарисовать несколько эскизов и сдать финальную работу — холст маслом на тему «100 лет со дня Октябрьской революции». Анна решила, что будет экспериментировать и с формой, и с содержанием.
Тогда художница была увлечена модерном: художником Львом Бакстом, творческим объединением «Мир искусства», а в выпускной работе ориентировалась на балет Дягилева. В его «Русских сезонах» смешивались стили, было много экспрессии, экспериментов, но фокус всегда оставался на русской культуре. Анна собрала много фотографий костюмов тех времен и решила поэкспериментировать — пыталась использовать техники Бакста, вместо масла рисовала акрилом и гуашью, а там, где должны были быть костюмы, приклеила ткань, совмещая аппликации с реалистичной манерой живописи.
Сначала в МАХУ не хотели допускать проект к диплому. От студентов требовали классическую работу — холст маслом, а Анна принесла аппликации. Однако некоторые преподаватели вступились за нее, попросили оставить девушку в покое и дать возможность доделать работу. В итоге на защите ей поставили пять.
Если в «Русских сезонах» Анна только присматривалась к фольклорности, то следующий проект художницы «Мокошь» полностью строится на исследовании русских традиционных орнаментов. Девушка наткнулась на балеты « Весна священная„и „Свадебка“, в которых женщины танцевали в костюмах, основанных на традиционных русских нарядах, и изучила их. Оказалось, что за каждым паттерном скрыт смысл, берущий начало еще в языческой славянской культуре.
На вышивках часто повторяется один и тот же символ, напоминающий женскую фигуру — богиню славянской мифологии Мокошь, единственное женское божество из пантеона, одобренного князем Владимиром. Мокоши поклонялись женщины, а ее образ связывают с прядением, ткачеством, ремеслами и женской судьбой. Божество и стало темой нового проекта.
В 2020 году Анна сделала большую фигуру Мокоши в полный рост (180 сантиметров) и около сотни лент с вышитым текстом. Пять надписей художница придумала сама, остальные появились, когда она спросила знакомых женщин, какие проблемы их волнуют. Например: «Надоело думать, как я выгляжу», «Хочу безопасно ездить в такси», «Меня бьют» и другие.
Художница хотела провести выставку в лесу по аналогии со старорусским обрядом: по весне женщины выходили с полотенцами, которые пряли всю зиму, и развешивали их на деревья. Во время шитья крестьянки часто делились переживаниями, говорили о своих горестях. Развешивание полотенец напоминало молитву: женщины словно просили у природы избавить их от проблем.
Анна решила поставить фигуру Мокоши, а рядом положить полотенца. Женщины должны были выбрать ленту с надписью и повесить ее на ветку, как бы прося то, чего им не хватает. Потом начался локдаун, и Анна перенесла проект в интернет. На ее сайте можно проголосовать за понравившиеся ленты. Сейчас на первом месте по количеству голосов стоят пожелания «Хочу спокойно гулять ночью», «Нужен закон о домашнем насилии» и «Хочу не сравнивать себя с другими девушками».
Беременность в искусстве
Когда впервые смотришь на работы Анны, глаз цепляется за знакомые, понятные визуальные паттерны: кокошники, русский орнамент, птицы, деревенские женщины. А еще в них много, очень много красного цвета. Всматриваешься внимательнее и видишь, что за старорусской орнаментальностью скрыты социальные мотивы: вышивка на ткани гласит «Насилию нет оправдания», а на рисунках изображены женский живот со шрамом и ладонь с горстью таблеток.
В рамках проекта о беременности «Немолоко» Анна сделала несколько работ в привычных для себя техниках — ярко-красные вышивки и рисунки на тканях, собранные вместе и напоминающие орнамент. Красными нитками художница вышила буквы «ГВ», отсылающие к аббревиатуре грудного вскармливания, которую используют на форумах для мам. На тканях красной краской Анна нарисовала силуэт своей дочери, плачущей и тянущей к зрителю ладонь. Палеолитические Венеры — три объекта из бязи и хлопковых ниток — не просто символ всеобщей человеческой матери, а три этапа беременности художницы. Так, одна из Венер сделана из фатина, внутри нее — жемчужина. Образ Венеры соответствует состоянию оболочки, которую Анна ощущала в первом триместре, когда носила ребенка.
Помимо лоскутного одеяла и Венер, выставка состоит из автопортретов — фрагментарных изображений тела художницы, выполненных техникой линогравюры. Анна признается, что хотела сделать их более нарядными — добавить традиционную вышивку, украсить тело костюмом с орнаментом. Но потом отказалась от идеи и изобразила свой живот, грудь и ноги такими, какими они были и ощущались во время беременности. «Почти весь период я смотрела на себя только фрагментарно, поэтому мне кажется справедливым оставить автопортреты без изменений», — рассказывает художница.
Во время работы над «Немолоком» Анна читала книгу Олеси Авраменко «Гендер в советском неофициальном искусстве». Параллельно изучала, как в европейском искусстве разных периодов изображалась беременность. Оказалось, что работ на эту тему крайне мало: зачастую это картины с беременными женщинами, например «Портрет четы Арнольфини» Яна ван Эйка, иногда иконы беременной Богородицы. И хотя они изображают беременность, но фокуса на эмоциях и ощущениях героинь в них нет.
«Я боялась делать свой проект, потому что мне казалось, что тема очень узкая и не для всех. Но книга Олеси помогла мне приобрести уверенность в своей работе», — рассказывает художница. — В одной из глав говорится, что женщины воспринимают себя с мужской точки зрения. Почти все классические произведения сделаны мужчинами, которым чужд женский опыт, в том числе опыт беременности. Мне самой казалось, что роды могут быть неинтересны большинству, ведь это женская тема».
Олеся Авраменко написала к проекту кураторский текст, в котором говорится, что раньше художники часто изображали младенцев как результат беременности — это было частью советской идеологии, пропагандой деторождения. Художницы неофициального искусства избегали этой темы: с одной стороны, из-за оппозиции советскому режиму, с другой — из-за патриархальности андеграундной культуры, которая принимала женщин, только если те делали «мужские работы», то есть репрезентующие общечеловеческий опыт, без фокуса на женской идентичности.
Анна одна из немногих в России, кто исследует тему беременности и родов в творчестве. В 2000 году ее поднимала и художница Наталия Турнова, которая в проекте «Гинекология» говорит о боли, объективации, стыде и постсоветской карательной гинекологии. Анна же фокусируется на личном опыте и внутренних ощущениях. «Художница приходит к единственному способу уложить опыт внутри себя — с помощью искусства. Образ как посредник между высказыванием художника и восприятием зрителя позволяет высказанному/изображенному быть многозначным, вместе с тем, поделив собственный опыт с другими, позволяет побыть с ними в этой личной максимально интимной уязвимости», — пишет Олеся Авраменко.
«Немолоко» как социальный проект, поддерживающий беременных женщин
Анна пролежала в больнице с ковидом несколько недель, но, когда вернулась, ей казалось, что она не была дома год. Надо было заниматься ребенком, но из-за психологического состояния и последствий болезни у девушки не было сил.
После ковида у нее не было грудного молока. Врачи говорили Анне, что колики в животе ее дочери появляются, потому что она кормит не грудью, а смесями. Художница общалась с другими матерями и выяснила, что им говорят обратное: причина коликов — в грудном молоке. «Знакомые говорили, что если не кормишь ребенка грудью, то у тебя нет с ним связи. Меня это триггерило, я чувствовала вину и беспомощность», — вспоминает она.
Тогда Анна наткнулась на пост женщины, которая пережила похожий опыт. После прочтения ей полегчало — она почувствовала, что не одна, что другие женщины тоже сталкивались со сложными родами. Художница решила, что «Немолоко» выйдет за рамки ее собственного опыта и поддержит беременных и недавно родивших женщин.
«В России мало поддержки для беременных. Социальные фонды помогают беременным женщинам в сложных финансовых ситуациях, но о психологической помощи речь не идет. А когда тебе плохо, хочется пообщаться с беременной женщиной, которая испытывает схожие чувства. Поэтому мы хотим создать онлайн-группу поддержки и провести мероприятия в зуме, круглый стол с психологом для беременных и мам, чтобы женщины могли рассказать свою историю и послушать чужие», — говорит Анна.
Художница заметила, что некоторые женщины используют обесценивающую лексику по отношению к младенцам, родившимся с помощью кесарева, и к матерям, которые не могут кормить грудью. Во время и после беременности Анна сидела в чатах для мам, где часто использовали два термина — «искусственник» и «кесаренок». Первым называют ребенка, который питается смесями, а не грудью, вторым — младенца, родившегося с помощью кесарева сечения. Художница рассказывает: «Я собрала комбо — у меня и искусственник, и кесаренок. Такие слова раздражали и обесценивали мой опыт. Поэтому я хочу делать проект с профессиональной поддержкой, который будет учитывать любой опыт беременности, а не только положительный и безболезненный».
В рамках «Немолока» с 16 февраля по 20 марта психолог и доула Дарья Уткина два раза в неделю будет проводить онлайн-встречи: каждый вторник — с беременными женщинами, а каждый четверг — с уже родившими. Они поговорят о психологических сложностях во время беременности и после, а также обсудят, как с ними справиться.
Помимо встреч с психологом, частью «Немолока» станет сайт, на котором любая желающая сможет поделиться своей историей. Все истории войдут в большое онлайн-полотно — подобно тому, как это было в «Мокоши». «Проект поможет и мне, и другим женщинам пережить трудный опыт, — считает Анна. — Я хочу, чтобы они не чувствовали себя одиноко, как раньше себя чувствовала я».
