«Нам понадобятся тяжелые тележки для денег»: Как делали World of Tanks Рассказывает один из создателей игры Вячеслав Макаров

— Сколько человек играет в World of Tanks и какая у игры аудитория?

— При такой аудитории, которая была и остается, можно сказать, что в WoT играет кто угодно. Демография очень сильно сдвинута в сторону мужчин, что жаль. Мы пытались поломать традиционные стереотипы, но получилось не очень хорошо. Я был бы рад росту женской аудитории, но мы же не можем заставить людей играть в нашу игру. Что касается возраста, то играют примерно все. Относительно других у нас шкала сдвинута в сторону старших игроков — значимое большинство занимают 30-летние. Число игроков зависит от того, какую методику подсчета мы выбираем: можно делать срезы по игрокам, которые играют раз в неделю. А можно смотреть на тех, кто играет раз в месяц или запоями раз в несколько месяцев. Обычно мы оперируем понятием месячной аудитории, то есть считаем людей, которые зашли хотя бы раз в месяц (без китайской аудитории — ее величину я не могу разглашать). Таких игроков набирается 10–12 миллионов.

— Из какой страны большинство?

— Самая большая аудитория в России. Здесь «Танки» для многих стали образом жизни. Дальше в зависимости от размера населения страны Европы и Америка. В Америке проникновение похуже, но там большая конкуренция из-за военных шутеров, с которыми мы конкурируем. Мы слабо представлены в Латинской Америке и Африке — там не очень хорошо с компьютерами.

— Сколько вы получаете?

— Шесть нулей в годовом доходе присутствуют.

— Где вы учились?

— Я учился в Реутове — это ближайшее Подмосковье. Сначала в реутовской школе, потом в двух московских. После школы поступил на физический факультет МГУ и окончил его. В гейминге это очень популярное образование — практически у всех в индустрии физфак, физмат и мехмат. Естественно-научное образование в руководстве компании, по крайней мере в русскоязычной ее части, вполне распространено.

— Кем вы планировали стать?

— Я учился в 90-е годы, и мысли о том, кем я хочу стать, менялись каждый год, потому что менялась страна. Становиться игровым разработчиком я не планировал никогда. У меня дед военный, поэтому еще до распада Советского Союза у меня был план пойти в суворовское военное училище. Потом очень долго было непонятно, куда бежать. Занимался забавными работками прямо в процессе учебы, потом призвали в армию. Когда пришел обратно, у меня уже был рабочий опыт.

— Какие подработки?

— Писал правила настольной ролевой игры, которую мы успешно продали: такая ролевка «Водолей», первая в России. Это история про то, как доблестные агенты спецслужб борются с вампирами и оборотнями. Городская мистика, вполне востребованный сеттинг на тот момент. Потом был сценаристом комиксов «Нико», которые издавались в «Детском классном журнале». В такой фантастической и коммерсовой тусовке был, потом уже сдвинулся в сторону журналистики и каким-то окольным путем попал в Фонд эффективной политики Глеба Павловского. Мне это очень не нравилось. В какой-то момент я решил, что надо понять, чем я хочу заниматься. Потряс знакомых, чем можно заняться в мире. Так получилось, что Сергей Буркатовский (генеральный продюсер Wargaming, один из создателей World of Tanks. — Прим. ред.) предложил пойти к нему учиться на гейм-дизайнера в компании CPland — кузница для всей гейм-индустрии. И тогда я залип окончательно.

— А в какие игры вы играли сами?

— Я не очень геймер, у меня из любимого — Master of Orion. Я провел много времени, играя в него, в «Цивилизацию». Консольные игры практически никакие не зашли.

— Когда вы сами начали делать игры?

— Гейм-дизайн — это забавная штука, которой каждый занимается по-разному. Я решаю задачки: вот есть такие условия по графике, технологии, рынку. Надо в рамках этих условий найти решение. Я достаточно долго работал на браузерке, она называлась «Бойцовский клуб». До сих пор ее люблю нежно, на ней работали прекрасные люди, но в какой-то момент ее задизайнили неинтересно. После этого я связался с Петей Битюковым, одним из старейших сотрудников Wargaming. Мы с ним были знакомы, скорее, по военно-историческим вещам. Я этим давно интересуюсь.

— Потому что служили?

— Нет, просто интересно. И про технику читал много, и про историю. С Петей я на этой почве познакомился, в какой-то момент он начал рассказывать про работу в Wargaming. Про танки он сказал, что стоит делать, а потом я уже сел и вдруг понял для себя, как всю историю можно завернуть, как может быть устроена игра про танки. Я сложил опыт обычной игры с прокачкой, боями с опытом игры про корабли, где много линкоров выплывают друг на друга и стреляют. Получилось видение игры. Петя познакомил меня с Виктором Кислым, и я эту идею рассказал. Предложил мне быть ведущим дизайнером в проекте. Мы поговорили, там все было быстро: первое обсуждение примерно 10 декабря, а в последних числах декабря 2008 года я уже выходил на работу в Минске.

— А почему в Минске?

— В Минске находится офис Wargaming, это изначально белорусская компания, Виктор — белорус, и все соучредители тоже. Пришлось экстренно из Москвы передислоцироваться.

— Много нужно было денег для создания игры?

— Бюджет — миллионов 5. Есть пересекающиеся расходы на людей, которые делали предыдущие проекты студии. В последних числах декабря 2009-го мы официально рассказали, что делаем «Танки», в конце августа 2010-го игра была готова. Это небольшой срок для разработки.

— Когда пришел первый успех?

— Успех пришел до того, как мы выпустили игру. Был альфа-тест, на котором было понятно, что люди от игры в восторге. Потом был открытый бета-тест. Мы смотрели, как онлайн растет и конвертируется в доходы, и поняли, что это успех. За два месяца до релиза мы запустили предпродажи стартовых пакетов, с этого пошли деньги. Встал вопрос, как с этим успехом выживать. У нас было два сценария: при первом мы просто публикуем игру в СНГ через стороннюю компанию, и все, при втором говорим: «Окей, если мы идем с такими показателями, то нам понадобятся тяжелые тележки для денег» — и дальше делаем все сами. Тележки реально трещали: платежные сервисы падали от перегрузки. Первые полгода мы выживали: скорость роста аудитории была очень высокая, на больших нагрузках вылезали технические ограничения, пропускных мощностей каналов и серверов не хватало и так далее. Пик был миллион 100 тысяч человек.

— И как заработать на этом денег?

— Мы проповедуем free-to-play в формате free-to-win, при котором шансы на успех в бою зависят не от того, сколько ты влил денег в игру, а от того, насколько ты хорошо играешь. Мы продаем ускорение прокачки: сейчас у нас 500 с лишним танков, прокачаться в чистом виде без средств — это космически долго, просто невозможно. Способы сократить это время, прокачаться быстрее — то, за что люди платят. Есть те, кто открывает сразу все танки в игре — это относительно большие деньги, около десяти долларов в месяц, зависит от рынка. В Европе — побольше, в России — чуть поменьше. Это большие суммы доходов.

— В чем были преимущества вашей игры, когда она вышла?

— Мы изначально делали игру, которую ты можешь бросить через пять-десять минут. Тогда в большую часть игр нужно было садиться играть хотя бы на несколько часов. То есть это не подходило людям, у которых есть работа, личная жизнь — в такие игры не поиграть в обеденный перерыв. Мы взяли успешный формат — как в «Бойцовском клубе». Он строился за счет короткой игровой сессии, где игрок сражается с другим игроком, и того, что в любой момент можно зайти или выйти, не сильно что-то теряя. Мы сделали то же самое, что и в «Бойцовском клубе», но в супервысоком качестве. И мы убрали фэнтезийный сеттинг. Редко кто мог сказать тогда: «У нас нет эльфов, но есть танки». А мы могли.

— Сколько нужно человек, чтобы создать игру?

— Сначала нас было шесть-семь человек. Заканчивали разработку командой в 100 с небольшим человек, чтобы сразу поддерживать игру, как только все стало расти. Есть разработчики, а есть поддержка, оперирование, модераторы комьюнити. Примерно за полгода до релиза мне пришлось отстраняться от разработки, потому что мы учились, как правильно отвечать на вопросы комьюнити, как решать вопросы с платежами. Нам приходилось всю систему выстраивать самостоятельно.

— Какие переломные ситуации вы помните?

— Разработка и поддержание многопользовательской игры — это тетрис. Постоянно падают фигурки. Если поставил одну неправильно, случается кризис. Продукт надо улучшать каждые два-три месяца, делать патчи, которые что-то добавляют или убирают. В производстве одна фича может разрабатываться год. При этом рынок меняется, и ничего нельзя запланировать наперед. Ты не знаешь, что будет через год, но при этом тебе все равно надо иметь план на год.

— И как при таких условиях работать?

— Через три года после выхода игры я отстранился от проекта из-за усталости. Работал с другими компаниями, но у меня, впрочем, всегда оставалось влияние на проект. И я всегда им пользовался. Два года назад я вернулся. Это был момент кризиса — вышел очень неудачный патч, потом его отменили, начали выкатывать то, что хотели игроки. И до этого были ошибки, менялись планы, пересобирались команды. Кто-то из руководства ушел, пока меня не было. Все это время мы готовили перезапуск, который подтягивал игру по графике.

— Как работалось в Минске?

— Отлично, Минск — классное место для IT. Он меньше, чем Москва. Добираться до офиса пять минут пешком, а не полтора часа через пробки. Я часто туда езжу по делам, мне нравится город, люди.

— Расскажите про VR-проекты.

— Исторически мы хотели выйти на всех платформах, которые есть. Портировать игру начали сразу после выхода: в итоге есть World of Tanks на консолях, есть мобильный и так далее. Когда мы начали экспериментировать с VR, то сразу поняли, что в игре очень специфический контроллер, поэтому первый подход оказался не очень успешным. Мы протестировали игру и остановились. Два года назад, когда я возвращался к «Танкам», друзья познакомили меня с ребятами из компании VRTech, которые занимались оперированием VR в публичных местах. Я посмотрел на продукты, которые у них были, и мне показалось, что за VR ближайшее будущее. В итоге Wargaming решил инвестировать в VRTech, который занимается и промышленным VR. Мы создали компанию «Нейрогейминг». Предоставили ей лицензию на WoT как бренд и начали делать игру. Она на другом движке, совершенно другая, но при этом наследует идеи оригинальной игры. Я много работал над этим: придумывал, как можно управлять танком руками. В итоге получилась игра, в которую мы сами рубимся, очень нравится.

— Это будущее игр?

— Никто по-настоящему не знает. VR был шумным три года назад, фейсбук купил производителя VR-очков Oculus. Но потом поняли, что игр нет и в ближайшее время не будет. Здесь есть дизайнерский барьер, который надо преодолеть. С точки зрения гейм-дизайна это очень сложный вызов. Но сейчас самое время этим заняться.

— Как вы работаете в Китае?

— Там жесткий контроль правительства. Китай — закрытый рынок. Там нельзя работать напрямую, только через китайских партнеров. Существуют ограничения, например на использование символики современных государств, поэтому нам приходилось перерисовывать модели, соблюдать требования по включению в игру специфических китайских видов техники, которые идут только на китайский рынок. Монетизация значительно отличается. Но ядро игры осталось тем же.

— В других странах есть такие особенности?

— В Японии мы много сотрудничаем с рейтинговыми компаниями, связанными с сериалами, играми и другими, делим с ними аудиторию, по сути. В Южной Корее нужно заранее продумывать работу с интернет-кафе, потому что корейские игры — это в первую очередь интернет-кафе. Есть специфика законодательства по хранению данных — в Европе пришлось сильно приспосабливаться. Есть налоговые нюансы. Есть политически чувствительные темы: тайваньская тема в случае Китая. Желательно, чтобы у тебя не фигурировали тайваньские флаги, даже в международной версии игры. У нас были проблемы с Кореей, которая крайне негативно восприняла в World of Warships то, что там использовался оригинальный флаг японского ВМФ — после скандалов убрали из игры, хотя он исторический. Понятно, что оригинальную немецкую символику мы не можем использовать, да и не хотим, она у нас убрана.

— А как на вас влияют последние политические события?

— Мы стараемся не держаться политики и по возможности ее не комментировать, потому что все равно кто-то обидится.