Мнение: Алексей Киселёв о переработке отходов в России The Village поговорил с экологом Алексеем Киселёвым о том, насколько эффективной может быть мусоропереработка в России и что происходит с отходами в стране сегодня.

Исследование Росприроднадзора — очередная попытка бросить абсолютно протухшую информацию в публичное пространство России. Это делается насколько глупо и топорно, что у меня даже нет версии, зачем они это говорят.

Говорить о том, что раздельный сбор мусора неэффективен, можно только в том случае, если его попробовали, понаблюдали и сделали выводы. Сказать, что раздельный сбор мусора неэффективен, например, в Петербурге, где эта система работает несколько лет, значит солгать. Там это успешно работает не в качестве эксперимента: этим активно занимаются и волонтёры, и бизнесмены. Государство в этом никак не участвует, но и не мешает.

Росприроднадзор говорит, что неэффективность доказана проведёнными экспериментами, например, в Смоленске. Однако жители Смоленска ни о каких экспериментах с раздельным сбором мусора не слышали. Критерии эффективности при этом даже не указали.

Строительство среднего мусоросжигательного завода идёт три года. За это время объём отходов вырастает на 15 % в среднем по стране. Каждый такой завод эффективно работает только пару лет, потом отходы растут, и он перестаёт справляться — приходится строить новый.

Затраты на сортировку и переработку мусора — 250 евро за тонну,
а на сжигание — 500 евро.

При мусоросжигании высвобождается огромное количество химических веществ, содержащихся в отходах: в лампах, батарейках, лаках, красках, электронике, стройматериалах. Это создаёт дополнительные нагрузки на системы газоочистки. Сжигательные печи — это химические реакторы, где во время процессов горения появляются новые химические соединения. Все эти опасные вещества можно задержать только с помощью несказанно дорогого оборудования, которое, по подсчётам Росприроднадзора, выходит дешевле, чем баки для раздельного сбора мусора. Однако и после этого остаются крайне токсичные остатки сжигания, примерно 26–36 % от общего веса первоначальных отходов. То есть вместо тонны бытового мусора вы получаете 360 килограммов высокотоксичного мусора, который надо везти не просто на полигон, а в некие охраняемые места, куда не проникнут дети, террористы или животные. Таких мест в России нет, а строить их — сказочно дорого. Об этом почему-то Росприроднадзор не сообщает. 

Если мы отказываемся бороться с образованием отходов, как советует Росприроднадзор, то раз в три года нам необходимо строить новые мусоросжигательные комплексы. Я готов предположить, что в ближайшие 15 лет при таком раскладе город только и будет, что что-то сжигать. В этом случае средний российский город останется с крайне бедным содержанием кислорода в воздухе. При этом бронхиальные и лёгочные заболевания будут возникать моментально, а нервные расстройства, родовые аномалии и заячья губа станут привычным делом.

Капитальные затраты на сортировку с последующей переработкой составляют где-то 250 евро за тонну, а на сжигание — не менее 500 евро. Органику никто из мусора не убирает, соответственно, вместе со всеми отходами пытаются сжечь и воду. Вода же костёр тушит, поэтому нужен дополнительный энергоноситель, чтобы мусор всё-таки горел. Москва ежегодно тратит несколько миллионов долларов только на эти энергоносители.

Если государство начинает сортировать отходы, продавать вторсырьё, из органического мусора вырабатывать природный газ и производить грунт, то оно если и не зарабатывает, то хотя бы экономит. Для работы всей этой системы городу потребовалось бы около 500 тысяч долларов в год, но никак не миллионы.

В России число заводов, которые могут работать с вторсырьём, превышает количество собираемого вторсырья.

Раздельный сбор мусора необходим даже в случае, если вы его всё равно хотите сжигать: надо убирать органику и влагу. Органику отдают Водоканалу, из неё получается природный газ, из него затем — почва, которая используется при посадках. При этом остаётся ещё вторсырьё и так называемые опасные отходы: окурки, лампочки, батарейки, электроника. Вторсырьё можно продавать частным компаниям. Важно начать перерабатывать только какую-то малую часть, например, только металлические банки или бумагу, объяснять населению, почему раздельный сбор мусора полезен: убеждениями, штрафами или поощрением.

На Западе в первую очередь пытаются предотвратить появление отходов. Если это неизбежно, то их пытаются использовать повторно. Если не получается — отправляют на переработку. Если это органические отходы, их используют для разработки биогаза. Если не получается и так, то только в этом случае их сжигают или захоранивают. Это самый последний этап. У нас же всё ровно наоборот: в первую очередь выбирают самый опасный способ избавления от отходов. 

В России ситуация парадоксальная. Число заводов, которые могут работать с вторсырьём, превышает количество собираемого вторсырья. Сейчас, например, за обычными пластиковыми бутылками охотится куча компаний: кто-то делает из них снова бутылки, кто-то — нетканые материалы. Недавно в Сочи одна бумажная фабрика предложила оргкомитету Олимпиады бесплатно предоставлять на все мероприятия бумажную посуду, но с одним условием — её надо возвращать на переработку, чтобы снова делать стаканчики и тарелочки. Потребность во вторсырье у компаний огромная.

Государство в этом никак не участвует. Все, кто у нас занимается вторсырьём, — это такие герои: от населения, которое готово проехать восемьдесят километров, чтобы сдать опасные отходы, до бизнесменов, которые в жутких условиях держат перерабатывающие заводы.