Как устроена выставка о мистицизме в русском искусстве в «Гараже» И почему она актуальна прямо сейчас
На ярко-зеленой поляне загородного сада пестрым квадратом расстелен ковер. На нем сидят двое юношей в восточных халатах — один, в золотой повязке, играет на большом, словно блин, бубне. Второй, в повязке чуть потемнее, прижимает ладони к лицу и завороженно его слушает, жмурясь от наслаждения. Юноши явно влюблены. Дело происходит в Самарканде в начале 1920-х годов. Сюда в поисках свободы от надвигающейся цензуры и борьбы с инакомыслием переехала группа художников: Даниил Степанов, Александр Николаев (Усто Мумин) и Алексей Исупов — «прерафаэлиты Самарканда», как назовет их позже исследователь Борис Чухович.
Восток давно манил каждого из этих живописцев. К тому же оставаться в Петербурге — Ленинграде становилось небезопасно. Мистические ритуалы, практикуемые художниками в 1910-х годах, были не по душе советской власти. Кто-то осел в Самарканде — как Степанов и другие, кто-то в Ташкенте — например, видная антропософка, поэтесса Елизавета Васильева (известная также под литературным псевдонимом-мистификацией Черубина де Габриак). Кто-то позже убежит в Италию, кого-то расстреляют, а кто-то так и проживет, скрываясь до самой смерти.
Пройдет почти 100 лет, и антропософия вновь войдет в моду. Вместо лекций Рудольфа Штайнера москвичи и петербуржцы будут открывать приложение Co-star, Ася Тургенева больше не будет делать витражи Гётеанума, а превратится в Ольгу Осипову и откроет телеграм-канал «Ретроградный Меркурий». Исторический параллелизм — дело гиблое, но открывшаяся недавно выставка в «Гараже» под названием «Мы храним наши белые сны» (строчка из стихотворения Андрея Белого) не оставляет другого выбора.
Текст
Паша Яблонский
Редактор
Лев Левченко
«Мы храним наши белые сны. Другой Восток и сверхчувственное познание в русском искусстве. 1905–1969»
«Гараж» всегда идет в ногу со временем. Если главной темой прошлого года стала экология (гигантская выставка «Грядущий мир»), то в этом году — эзотерика. И здесь музей в парке Горького снова попадает в точку. Выставку задумали какое-то время назад, но нельзя не поразиться интуиции кураторов. При этом «Мы храним наши белые сны» — необычная выставка. Не только из-за темы, но и из-за способа работы. Это результат двух исследований участников Garage Field Research, объясняет куратор Екатерина Иноземцева.
«Один из них — проект Саши Сухаревой „Гребень в траве“. Он связан с довольно любопытным феноменом — в первые месяцы ленинградской блокады в город перестала поступать хоть какая-нибудь официальная информация, существовали лишь слухи, надежды и ожидания. Традиционная советская риторика дала ощутимый сбой, и именно в этот момент на место нормативного и строго контролируемого пришло нечто, о чем можно догадываться, что можно предчувствовать — то, что не поддается регуляции привычной социальностью и разумом. Неслучайно, это совпало с всплеском различных эзотерических и духовных практик: начали активизироваться спиритические кружки, оккультные сообщества — эзотерическое знание вдруг опять начинает циркулировать по блокадному Ленинграду. Саша нашла персонажей и документальные свидетельства, которые подтверждали, что в городе началась легкая реанимация этой альтернативной духовной жизни, — рассказывает Иноземцева про первое исследование. — Второе уже чуть ближе к тематике выставки, его проводил самаркандский арт-критик и ученый Алексей Улько. Он занимался художественным кружком в Самарканде, который сформировался вокруг Даниила Степанова».
Начав с этих двух тем, кураторы постепенно расширяли диапазон собственного интереса и в результате предприняли попытку наметить альтернативный левому радикальному авангарду ход истории русского искусства начала XX века. Речь идет об эзотерических практиках и увлечениями различными синкретическими духовными учениями, которые определяли интеллектуальную жизнь и художественные практики многих персонажей выставки. Так на выставке появляются рисунки Андрея Белого и других антропософов — последователей учения Рудольфа Штайнера, с работ которого начинается выставка. Самаркандские эзотерики, петербургские масоны и антропософские увлечения основателя Дарвиновского музея Александра Котса — здесь перемешано столько сюжетов и линий, что иногда перестаешь понимать, как именно связаны те или иные герои.
Но почему не упомянули Рериха или Булгакова? Иноземцева отвечает: «Выставка сама по себе — довольно свободный формат. В отличие от академического или научного исследования, ты не можешь и не должен претендовать на исчерпывающую полноту. Когда ты отбираешь вещи для выставки, твой выбор определяется вполне внятными критериями — это должно складываться в единую визуальную историю, при этом может оставаться чисто спекулятивным упражнением».
Отправная точка у выставки: Серебряный век и то изобилие духовных практик, которое имело место в дореволюционной России — «мистический бульон», как его называют кураторы. С начала века и до революции российская богема увлеклась мистикой и эзотерикой: «Люди состояли в ордене розенкрейцеров, масонской ложе, могли увлекаться анархо-мистицизмом или той же антропософией».
Они основывали ложи, женились, разводились, проводили спиритические сеансы, пытались сфотографировать духов. «Это было весьма богатое культурное поле», — говорит Иноземцева. И это быстро закончилось: «Советская система начинает под себя переминать все эти течения. Любое инакомыслие последовательно истребляется». Хотя все художники и истории в экспозиции так или иначе связаны с изначальным мистическим котлом начала века. И именно в этой связи и заключается одна из основных тем «Наших снов» — механика сохранения и передачи тайного знания.
Тогда действовала сразу двойная система утаивания: во-первых, о тайном знании нельзя говорить, чтобы сохранить свою жизнь. Во-вторых, его надо передать по правильной линии — тому, кто способен его воспринять. «Это делает любые архивные поиски бесконечно сложными: нужно прорываться через кучу слоев молчания», — рассказывает Иноземцева.
Это возвращает нас к исследованию «Гаража», лежащего в основании выставки — многие работы было просто очень сложно найти: «Вещи, собранные в зале, посвященному самаркандскому кружку, скорее всего, больше никогда не окажутся вместе. „Молитву“ Даниила Степанова мы привезли из частного собрания в Кувейте, вещь напротив — из частного собрания в Монако».
Отдельного упоминания заслуживают и документы, раздобытые в архивном отделе ФСБ, — многие материалы до сих пор засекречены, а на работу с архивом требуется специальное разрешение. Что-то найти все же удалось. Еще один интересный экспонат — «Линия моей жизни. Схема и пояснительные записки к ней» Андрея Белого — удалось заполучить в Ленинке. Графическая схема была в довольно скверном состоянии, но реставраторам музея удалось ее подлатать. Сама эта схема, висящая в одном из первых залов, выглядит как гигантский график, испещренный разноцветными стрелками и пунктирными линиями. Время от времени проглядывают имена и фразы: «Эпоха гувернанток», «Ибсен», «Буддизм, Шопенгауэр», «Ощущение бездарности». Пик виртуализированного внутреннего опыта приходится на 1913 год: «Проблема духовного знания» — указывает крупная стрелка коричневого цвета, под которой виднеется имя австрийского философа и эзотерика Рудольфа Штайнера.
Банальная привязка, тем не менее не так уж много и поменялось за 100 лет. Все те же попытки найти себя в Достоевском, Шопенгауэре и буддизме, и все та же неумолимая проблема духовного знания. Кто-то обращается в религию, другие читают гороскопы, гадают на картах Таро или смотрят сериал The Goop Lab, который сняла Гвинет Пэлтроу. Этот текст я сдаю на второй день ретроградного Меркурия — говорят, отличное время, чтобы побыть дотошным человеком и дважды проверить каждую строчку. К сожалению, на это уже нет времени.
Фотографии:
