Как устроена выставка современного (и не только) искусства в крохотном Каргополе под Архангельском «Птица в деревянной броне несет цифровые яйца»
В начале июля в Музейно-выставочном центре Каргополя — крохотного города в Архангельской области с населением около 10 тысяч человек — открылась выставка «Дивование. Открытие Севера». И это серьезный повод отправиться туда в путешествие. Проект — грандиозный, в работе над ним приняли участие крупнейшие российские музеи, в том числе Государственный Эрмитаж и Петербургский музей театрального искусства. В экспозиции собрали около 70 исторических предметов женской одежды — от кокошников и расшитых жемчугом перевязок до шелковых сарафанов. А еще — современное искусство: эскизы театральных костюмов начала XX века и, возможно, главное, — работы пяти современных художниц из Архангельска, Петербурга и Москвы, для которых исследование Русского Севера — важная часть их собственной художественной практики.
По просьбе The Village сокураторка проекта Александра Генералова рассказала, как и чем живет Каргополь, как устроена выставка и как совриск приживается на Русском Севере.
Александра Генералова
сокураторка выставки
О Каргополе
Каргополь — город, сотканный из очень сложной исторической ткани. Не позднее X века на эту землю, где жили финно-угорские племена, начали переселяться колонизаторы — новгородцы и выходцы из Ростовской земли. Культура коренных жителей отразилась в топонимике, например, само слово «Каргополь» финского происхождения. Первая часть «карг», скорее всего, связана с финским karhu — «медведь», вторая — с финским puoli — «сторона».
После церковного раскола в XVII веке Каргополье сохраняло староверческие традиции, что отразилось и на архитектуре. Патриарх Никон запретил строительство шатровых храмов, но на соблюдение запрета на Севере смотрели сквозь пальцы — очень уж далеко. Поэтому вокруг Каргополя сохранилось много важных памятников деревянного храмового зодчества со знаменитыми «небесами» — «иконостасом» на потолочном перекрытии. Такие церкви вы найдете только на Русском Севере.
До конца 1990-х в окрестных деревнях прятались скрытники — староверы, которые жили без паспортов и всеми силами старались сохранить традиционный уклад без соприкосновения с государством и деньгами, зато с невероятно красивыми книгами. Каргопольцы прятали их от властей, пускали на свои чердаки, многие строили двойные стены в своих домах специально для скрытников. В советское время тут появился еще один трагический слой — Каргопольлаг.
До конца 1990-х в окрестных деревнях прятались скрытники — староверы, которые жили без паспортов
Дух местной жизни определяют река Онега, белые ночи, когда в июне не темнеет ни на час, белоснежные храмы допетровского времени. До Архангельска шесть часов на машине, до Москвы — 14 часов на поезде. Вокруг — заповедники, озера, монастыри, деревни.
Каргополь обошли крупные советские стройки, и даже железную дорогу в начале XX века проложили в 80 километрах. Поэтому тут нет микрорайонной застройки и урбанистической безвкусицы. Сейчас в городе живут всего 10 тысяч человек, по большей части в собственных домах. Сфере туризма есть куда развиваться: Каргополь и окрестности идеально подходят для 3–5-дневных поездок, но инфраструктура не справляется — пока тут не так много гостевых домов и кафе.
О культурной среде в городе
Самое удивительное в Каргополе — то, как тут устроена культурная сцена. Один из главных современных брендов — фестиваль «Хрустальные звоны», который проходит на Крещение. Представьте себе: минус 30, ночь, белый-белый снег на главной площади, церкви и трехчасовой опен-эйр колокольной музыки с 22:00 до часу ночи, собирающий полгорода. В красивейшей старинной деревне Ошевенск более 20 лет работает Театр архитектурной формы. Это дизайнерское поселение из 15 домов, где традиционная северная архитектура сочетается с актуальным пластическим языком. В находящемся неподалеку Кенозерском национальном парке проходит Всероссийский практический кинофестиваль «КеноVision» для молодых режиссеров. Кстати, там же в 2014 году был снят фильм Андрея Кончаловского «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына».
Представьте себе: минус 30, ночь, белый-белый снег на главной площади, церкви и трехчасовой опен-эйр колокольной музыки с 22:00 до часу ночи, собирающий полгорода
Есть сложившийся стереотип о музее в маленьком городе — не очень привлекательный, с парой залов, где в витринах одновременно и археология, и традиционный костюм, и ремесла. В Каргополе тоже есть музей, который сотрудники просят не называть «краеведческим». Это архитектурно-исторический художественный музей с несколькими экспозициями как в городе, так и в соседних деревнях. У музея поразительное фондохранилище с тканями, костюмами, головными уборами, золотными платами. Неслучайно дизайнер Фрол Буримский два года назад именно в Каргополе во время пандемии провел показ первой коллекции своего бренда Flor et Lavr Couture — в модели он выбрал в том числе местных молодых людей и девушек.
Этот показ, по сути, стал первой пробой пера перед выставкой «Дивование», которую придумала и спродюсировала Наталья Плеханова — руководительница петербургского агентства Principe PR Media, долгие годы работающая над фестивалем «Дягилев. P. S.». Наталья влюбилась в Каргополь, купила дом неподалеку и создала фонд «Дорогами Ломоносова», чтобы сделать это место более видимым для тех, кто ранее не бывал на Русском Севере и не имел специального интереса. Наталья придумала по-новому показать красоту платков и кокошников из фондов музея, добавив к ним вещи из эрмитажной коллекции русского костюма и эскизы Бакста, Коровина и других знаковых художников из собрания петербургского Музея театрального и музыкального искусства. Это должна была быть музейная красивая выставка костюма. Но потом Наталья посоветовалась с Ником Ильиным, который много лет работал в Фонде Соломона Гуггенхайма и помог организовать в Эрмитаже выставки Роберта Мэпплторпа и Энди Уорхола, и поняла, что привлечь внимание к проекту без современного искусства будет сложно.
О современном искусстве на Русском Севере
В Архангельске есть сложившаяся серьезная contemporary art сцена и наработанные связи с кураторами и художниками Скандинавии. Например, в городе несколько лет подряд проходил Arctic Art Forum, который курировали Екатерина Шарова и Кристина Дрягина. В деревне Чакола Архангельской области несколько лет принимает художниц арт-резиденция «Марьин дом», которую открыла дизайнер одежды Анна Злотко. Благодаря многолетнему опыту этих и других людей мне, как куратору со стороны, было легко отобрать художников, которые работают с традиционным искусством и особенно Севером.
Для моей каргопольской сокураторки Екатерины Перовой было важно, чтобы современное искусство оказалось не слишком концептуальным и провокационным: музей никогда раньше его не показывал. Согласно изначальной концепции проекта, широкая публика должна была знать художников. Но нам удалось изменить эту логику. К трем достаточно известным и опытным художницам — Ульяне Подкорытовой, Анне Самойловой, Анне Слобожаниной — моя коллега, куратор Центра современного искусства «Арка» Кристина Дрягина добавила двух юных архангельских авторок — Ульяну Каль и Соню Кислякову, которой всего 17 лет.
О том, как устроена выставка
Музейное пространство накладывало свои ограничения — мы не могли сделать застройку формата «белый куб» и вынести из залов все витрины и экспонаты. Выход нашел дизайнер выставки Юрий Сучков, который сделал в Театральном музее проекты «В круге Дягилевом» и «Пять искушений Иоганна Фауста». Помог микалент — между слоями которого лежат золотные платы в фондохранилище. Это визуальный рефрен экспозиции: микалентом покрыты витрины, деревянные расписные шкафы, на нем напечатаны все тексты, им как будто припорошен весь музей. В полутьме подсвечены головные уборы, отражение цикла женской жизни и искусства безымянных мастериц. Есть совершенно невероятные вещи — например, венец с металлическими деталями из коллекции Архангельского краеведческого музея: в таких девушки водили хороводы в Шенкурском уезде под мелодичный звон, издаваемый пластинками.
В экспозиции есть кокошники. Широкий круг зрителей, когда слышит это слово, представляет в лучшем случае нечто из советской киносказки «Морозко». Но каргопольский кокошник совсем другой — он похож на расшитые золотом и жемчугом шлемы. Девушка впервые надевала его во время свадьбы, и дальше он становился сокровищем — есть архивные материалы о женщине, которая отсудила себе убор, который муж хотел продать, чтобы выйти из долговой ямы.
Вокруг этой центральной темы — традиционных нарядов — разворачивается история с современным искусством. Мы начинаем с первых десятилетий ХХ века. Тогда одновременно развивались две тенденции. Первая: столичные коллекционеры скупали предметы традиционного костюма, а светские девушки надевали венцы на балы. Вторая: народным искусством вдохновлялись самые разные художники: от «русского импрессиониста» Коровина до увлекающегося в 1910-е годы кубизмом Татлина. Главной пиар-историей стали, конечно, «Русские сезоны» Дягилева, костюмы Бакста к «Жар-птице». Все это мы показываем.
Современное искусство — третий слой выставки. Есть несколько отправных точек, откуда художницы пришли к теме традиционной культуры. Это и поиск своих корней, какой-то другой культуры вне постсоветской, интерес к фольклору, сказке, феминистские исследования, а также театральные костюмы и декорации спектаклей «Русских сезонов». Этот мост особенно необходим для выставки в каргопольском музее, где публика изначально была не то чтобы очень дружелюбно настроена к современному искусству. Например, три месяца назад я читала онлайн-лекцию в музее на тему взаимодействия контемпорари и традиции и получила жесткие комментарии от одной из зрительниц. Дело в том, что для коренного каргопольца кокошники и золотные платы — не просто красивые вещи из музейного собрания, это их личная семейная история. После открытия «Дивования» ко мне подошла та самая зрительница и извинилась за те эмоциональные слова — ей очень понравилось то, что получилось в финале.
Для коренного каргопольца кокошники и золотные платы — не просто красивые вещи из музейного собрания, это их личная семейная история
Выставка поделена на две зоны. Первая — «пространство рукотворной красоты», где мы показываем почти все музейные экспонаты и работу Анны Самойловой — фантазийную девичью перевязку, где можно разглядеть мотив берез как ироничную отсылку к «клюквенному» представлению о народном костюме. 17-летняя Соня Кислякова расшила жемчугом платье-саван — метафору символической смерти девушки во время свадьбы и перерождения в браке в новой роли.
Вторая — «пространство леса». В традиционной культуре человек четко знал, что в лесу живут «другие», потусторонние силы, с которыми нужно особым образом найти общий язык — это представление и сейчас еще живо в северных деревнях. Например, если потерялся — выверни кофту наизнанку. Для местных девушек дары леса имели особую ценность: чтобы купить атласный платок, хороший сарафан или сукна на полушубок, они собирали чернику, «не зная ни праздника, ни воскресенья». Тащили тяжеленные корзины по болотам 20 километров, зато могли справить себе перевязку — главное девичье украшение. Во многом об этом работа петербургской художницы Анны Слобожаниной «Я — часть чащи». Это проект про северный лес — территорию неизведанного и опасного, про женское пространство, где правит древняя Баба-яга. Анна создает себе оберег, чтобы не потеряться в страшном лесу — головной убор, повторяющий форму каргопольского кокошника, но «вышитый» еловыми иголками, а не бисером. Ульяна Каль год назад сняла настоящий северорусский экспрессионистский хоррор «Коса» в Кенозерском парке, абстрактный сюжет которого крутится вокруг обряда расплетения косы.
В фильме Ульяны Подкорытовой «Тамотка» есть визуальная параллель между назойливыми комарами и назойливыми всплывающими окнами в интернете, от которых невозможно отмахнуться
Сейчас настоящий лес для большинства не представляет особой опасности: мы живем по большей части в городах. Но появился новый, символический лес — виртуальное, цифровое пространство. Если художник освоит его, то получит возможность прославиться и заработать деньги своим искусством. Но если не сможет найти ключ к этому новому «потустороннему», то окажется в ловушке бесконечных скитаний от сайта к сайту, от профиля к профилю. В фильме Ульяны Подкорытовой «Тамотка» есть визуальная параллель между назойливыми комарами и назойливыми всплывающими окнами в интернете, от которых невозможно отмахнуться. В этом фильме вообще очень тонко переплетается современный фольклор, поморская сказка и пение — там играли пинежские певицы Елена Севериановна Оводова и Екатерина Евгеньевна Зорина. «Тамотка» — визуальный дневник эпохи глобализации, основная черта которой — взаимная мимикрия разных культур. Честно говоря, мы боялись показывать этот фильм на выставке — вдруг местная публика возмутится сценой, где Ульяна в образе птицы в деревянной броне из лемеха несет цифровые яйца. Однако перед открытием я заметила, что одна из пожилых сотрудниц музея около часа смотрит «Тамотку» — уже по третьему кругу. «Там вся наша старина», — это был самый ценный фидбэк.
Фотографии: обложка, 1, 8, 11, 12, 13, 14, 15 – Каргопольский историко-архитектурный и художественный музей, 2, 3, 4, 5, 6, 7 – Александр Коряков для «Открытие Севера.Дивование», 9, 10 – Архангельский краеведческий музей
