Врач Оксана Станевич спасала сложных пациентов с ковидом. А из-за «спецоперации» уехала в Ереван Она больше не может заниматься наукой в России
У петербургского врача-инфекциониста Оксаны Станевич — медаль за борьбу с COVID-19. В конце февраля Оксану оштрафовали на 10 тысяч рублей за нарушение ковидных ограничений — это де-юре, а де-факто — за выход на митинг в первые дни «спецоперации». В начале марта в Петербурге сняли часть коронавирусных ограничений. А Оксана вместе с мужем, ученым Евгением Бакиным, и тремя детьми (восьми, шести и двух лет) переехали в Ереван.
В Петербурге Оксана спасала самых сложных пациентов с ковидом и боролась с системой за их право на жизнь. Сейчас она удаленно консультирует людей — в том числе беженцев и новых эмигрантов — по вопросам инфекций. Вот ее история.
«Страдать будут и ученые, и пациенты»
Некоторые западные страны прекратили сотрудничество с российскими институтами. Мы с мужем обучаемся в магистратуре Public Health Sciences Университета ИТМО. Это англоязычная программа, которая готовит междисциплинарных исследователей: одна из ее целей — изменить здравоохранение по отношению к малым уязвимым группам пациентов, чтобы улучшились качество и продолжительность их жизни. Обучали нас в основном специалисты из Финляндии, но во втором семестре они отказались от преподавания, хотя не имеют ничего против нас лично.
Одна из первых санкций со стороны Европы — исключение России из научного сообщества. Не все этому последовали: например, в Nature Portfolio пока рецензируют статьи из России, в частности, нашу — совместный проект Сколковского института и НИИ Гриппа. Это работа о длительном вирусовыделителе — онкогематологической пациентке, которая болела COVID-19 318 дней (до недавнего времени это был единственный такой случай в мире). Впрочем, мы не уверены, что статью в итоге опубликуют. Мы уже знаем случаи, когда журналы не могли найти рецензентов для работ российских ученых.
Все эти примеры — свидетельство упадка научной деятельности в России на ближайший год, а возможно, и пять лет. Пока не закончится [слово пропущено]. Страдать будут и ученые, и медицина в целом, а главное — пациенты.
«Врачи не могут быть „вне политики“»
27 февраля я и Женя вышли на митинг. Мы однозначно против освободительной спецоперации в Украине и ранее подписались под соответствующим письмом ученых. Мы не могли просто молчать, для нас это значило бы недоброе невмешательство. Врачи и медицинские ученые не могут быть «вне политики», потому что речь об убитых и раненых людях, о распространении инфекций из-за разрушения и бегства, о детях-инвалидах, о запущенных хронических болезнях и преждевременной смерти выживших.
В семь вечера, когда люди уже расходились и никто ничего не скандировал, из-за угла выехал автозак и забрал всех, кто был на улице, — человек 50. Муж находился в полиции 26 часов, меня — как мать малолетних детей — отпустили через шесть (а по закону должны были через три), вызвав в суд к десяти утра.
Самое смешное, что нас с мужем приговорили к штрафам за нарушение ковидных ограничений (по 10 тысяч рублей с каждого, адвокат от «ОВД-Инфо»* попробует их оспорить). На улице мы были в масках, и людей вокруг было мало. При этом мы оба внесли большой вклад в противостояние COVID-19. У нас несколько публикаций в высокорейтинговых международных журналах, а у меня как у врача вдобавок медаль за борьбу с коронавирусом.
Примерно через неделю к нам домой пришел полицейский. Он попросил, чтобы мы на видеокамеру подписали документ: «мы уведомлены, что участие в митингах является нарушением закона». Мы подписали. В тот день мы уже собирали вещи, чтобы уехать из России.
«Наиболее сложные пациенты погибали»
Семь лет я работала врачом-инфекционистом в Первом меде— клинике, которая принимает пациентов со всей страны. Здесь их лечат от сложных заболеваний (например, устойчивых к терапии лимфом, наследственных орфанных заболеваний), проводят трансплантации (в том числе стволовых клеток или органов). Моя задача заключалась в оценке вклада инфекции в текущее состояние пациента. Допустим, врач предполагал, что у пациента — инфекция, а не ухудшение по основному онкологическому заболеванию, и я определяла, так ли это, и если так — нужно ли пациенту ехать в инфекционную больницу (в России они отделены от «чистых» клиник).
В 2021 году столкнулась с тем, что пациенты со сложным диагнозом, которые приехали из региона за ключевой операцией или терапией, из-за положительного ПЦР-теста на COVID-19 без особого разбора направлялись в инфекционный или перепрофилированный под коронавирус стационар. Чаще всего при этой маршрутизации наиболее сложные пациенты погибали, потому что полностью продублировать онкологические, гематологические и онкохирургические службы в подобном стационаре очень проблематично (подробнее об этой ситуации Оксана Станевич рассказывала в недавнем интервью для «Собаки. ру». — Прим. ред.).
В волну «дельты», а потом и «омикрона» Первый мед отказался перепрофилироваться под COVID-19. Из-за этого у меня был серьезный конфликт с руководством. Я настаивала, что у нас должно быть хотя бы 10 коек для таких больных. Но в итоге перед [слово пропущено] меня вынудили уйти в отпуск по уходу за младшим ребенком, лишив таким образом зарплаты (а пособие составляет 50 рублей). Мне пришлось искать другие источники дохода.
«Мне все время казалось, что сейчас в квартиру ворвутся омоновцы»
Мы купили билеты на самолет в Ереван в день, когда закрыли «Эхо Москвы». Для нас это был последний звонок. Несколько дней я пребывала в ужасе, началось паническое расстройство: не могла спать, все время казалось, что сейчас в квартиру ворвутся омоновцы — из-за выхода на митинг и постов в фейсбуке. А если хотя бы одного из нас посадят даже на небольшой срок, это отразится на благополучии детей. Для полноценного ухода за ними нужен доход. Потенциальный арест Евгения лишил бы меня возможности зарабатывать полноценно. Кроме того, с уголовной судимостью муж не смог бы в дальнейшем устроиться старшим научным сотрудником.
В то же время мы с Женей были не готовы отказываться от своих слов и стирать посты из социальных сетей (Оксана опубликовала пост солидарности с директором фонда «Не напрасно» Ильей Фоминцевым, которого 24 февраля арестовали за участие в протестной акции. — Прим. ред.).
Билеты на самолет Москва — Ереван тогда еще продавали по относительно адекватной цене: на семью из пяти человек плюс мой брат (он призывного возраста и улетел с нами) получилось около 170 тысяч рублей. Многие наши друзья купили билеты в те же дни. Например, мы летели с одногруппницей из магистратуры Public Health Sciences и ее ребенком, а также исследователями из нескольких НИИ.
«Дети все поняли»
Дети были со мной в суде, когда нас с мужем приговорили к штрафам. Я сказала им, что в следующий раз нас посадят в тюрьму, поэтому надо уехать. Они все поняли, вопросов не задавали.
В петербургской школе, где училась старшая дочь, обстановка и так была нездоровая. Например, учительница говорила учениками, что «четверка — это тоже плохо». Ребенок постоянно стрессовал, домашнее задание для нее было наказанием, а не интересным занятием. Перед отъездом выяснилось учительница начальных классов говорит, что «Путин добрый и спасает Украину». Сейчас дочь учится, используя сервисы «Фоксфорд» и «Учи.Дома», которые позволяют изучать математику, русский и английский лучше, чем в школе.
«Продолжаю удаленно консультировать пациентов»
Мы не без труда сняли квартиру в Ереване на три месяца. Живется нам нормально, Армения очень ласковая страна. Муж сразу получил несколько прекрасных предложений о работе по специальности и наладил контакты с онкологами Еревана.
Сейчас ищем возможность для переезда и подтверждения моего врачебного диплома в Израиле: у нас есть корни, имеем право на репатриацию. Подаем CV на разные стажировки и исследовательские программы в этой стране. Параллельно продолжаем удаленно учиться на Public Health Sciences.
Я создала телеграм-канал помощи по инфекционным вопросам для пациентов в релокации и беженцев. Через него можно обратиться ко мне за бесплатной удаленной консультацией. Также стараюсь делать резюме актуальных обзоров ВОЗ и давать жизненные рекомендации для тех, кто болеет инфекциями. Я уже помогаю людям с ВИЧ, которые уехали, по вопросам, как не прерывать терапию. Им надо знать страны, из которых их могут депортировать. А в тех странах, где людей с ВИЧ принимают, — знать места и сообщества, в которых им помогут.
Кроме того, я включилась в проект по консультированию беженцев с Украины в виртуальной клинике. Продолжаю удаленно консультировать пациентов в «Гуманитарном действии» и «Лахта Клинике». Потому что и пандемия COVID-19, и другие инфекции не закончились.
Текст спойлера
Оксана Станевич — о том, что будет с Covid-19 дальше: «В Китае последние несколько дней наблюдается вспышка опасного субтипа „омикрона“ — BA.2 (он более заразный, чем „оригинал“. — Прим. ред.). Но на Северо-Западе России — временный спад волны. Думаю, к лету будет новый пик — видимо, за счет того же BA.2.
В Петербурге уже есть хороший коллективный иммунитет, который к началу февраля за счет болезней и вакцинации достиг 90–100 %. Он не помогает от заражения, но спасает от тяжелого течения и смерти. Так что, если не появится отдельный штамм, который будет «сбегать» от иммунитета, общая картина по городу останется приемлемой.
При этом будут болеть люди с ослабленным иммунитетом: например, пациенты на химиотерапии или после трансплантации, или получающие биологическую терапию в связи с ревматическими заболеваниями — как системная красная волчанка. А также дети, особенно маленькие, и пожилые люди. Мы снова получим смертность среди этих групп: в Петербурге работа с ними организована недостаточно качественно. Так, онкологические и онкогематологические пациенты с длительным COVID-19 чаще всего не получают противоопухолевую терапию и наблюдаются в инфекционных стационарах, где им не место».
Мы с мужем писали научную работу о реальной эффективности вакцинации от COVID-19. На данных Первого меда и петербургской инфекционной больницы имени Боткина за 2021 год (примерно на 12 тысяч пациентов) мы получили результаты, подтверждающие эффективность «Спутника V», чего нельзя сказать о других российских вакцинах (о неэффективности вакцины ЭпиВакКороны можно прочитать в статье The Village. — Прим. ред.). Но мы не успели завершить и опубликовать исследование даже в виде препринта. Надеемся это сделать, хотя преград, в том числе политического толка, теперь еще больше.
Когда международное научное сообщество примет обратно наших ученых, мы сможем продолжить эффективно развивать медицинскую науку и в России. Она нуждается во взгляде со стороны и доброжелательном сотрудничестве. Хотя в России это мало кто понимает.
* Власти считают иноагентом
Обложка: фотография из личного архива героини
