Чем важен новый хит театра «Практика» На спектакль «Человек из Подольска Сережа очень тупой» еще до показов скупают все билеты — почему?

Новая драма по-новому

В среде «новой драмы», где впервые была прочитана и драматургия Данилова, спектакли с акцентом на текст выходят на первый план с 90-х. Часто из этого подхода получается формалистский театр, где в тексте не пропускается ни одна ремарка. Еще чаще появляются камерные игровые спектакли, которые, напротив, держатся исключительно на актерской энергии.

Первая московская версия «Человека из Подольска», которую Данилов теперь называет «первой любовью», — второй вариант. Это был последний спектакль основателя «Театра.doc» Михаила Угарова, и местные актеры с удивительным гражданским азартом вжились в роли полицейских. Зал «Дока» на этом спектакле не переставая смеялся в голос, видимо, соотнося собственную политическую позицию с образовательным допросом.

В «ЧИПСОТ», помимо дворового интерактива, в наличии дорого отдекорированные залы вместо бедного подвала «Дока», идеально подогнанные костюмы вместо старой полицейской формы (сценография — Савва Савельев, модный художник и ученик Серебренникова), плотный качественный звук в диапазоне от ностальгической «Fade to Grey» группы Visage до индастриал-группы Einstürzende Neubauten, которая неожиданно оказывается глубоко любима полицейскими из «ЧИП». А главное — выглаженная, техничная игра молодых актеров из «Мастерской Брусникина».

По словам Брусникиной, это именно они пришли к Дмитрию Брусникину, когда тот еще был жив и только начинал работать в «Практике», с идеей поставить «ЧИП». «Еще зимой ребята захотели поставить „Человека из Подольска“, а Брусникин с этой идеей обратился ко мне. Мне больше нравился „Сережа“, и я предложила ставить сразу две пьесы в двух пространствах театра. Ребята сами привели Савву, и Диме очень нравилось такое сочетание художника из компании ребят со мной, нравилась моя идея с вовлечением зрителей», — вспоминает она.

Лаборатория абсурда

В «ЧИПе» есть эпизод, когда полицейские под угрозой пыток заставляют Колю из Подольска выкрикивать признания в любви к абсурду. Аргументируют так: по здравой логике они должны, собственно, пытать его и подкинуть пару граммов, а не деликатно разговаривать и приглашать на то, что они называют танцем мозга. Но Колю разговоры пугают чуть ли не больше.

Этот, как называет его Брусникина, перевертыш, в котором полицейские оказываются умнее и тоньше задержанных и с азартом делают примерно то, чем в действительности занимаются условные либеральные журналисты, и есть главная находка Данилова.

В остальном, по его же собственным словам, эти тексты «нельзя назвать слишком авангардными: в них есть история, персонажи, диалоги, какая-то психология». Можно и добавить: игру с фразами «выясним личность» и «будем в течение часа», от которой отталкиваются сюжеты, тоже не назовешь открытием, да и само карикатурное столкновение обывателя и представителей власти или загадочных сил отдает советскими фельетонами (Марина Брусникина, правда, считает Данилова продолжателем булгаковских традиций). Наконец, женские образы в обеих пьесах выписаны (сознательно, по словам автора) стереотипно — так, что во всех московских версиях оказались женщинами-вамп в «ЧИПе» и грозно усталыми женами в «СОТе».

И все же тексты, а вслед за ними и спектакль, ставят перед зрителями какие-то важнейшие вопросы — и, как ни банально, зеркало. Эти пьесы, похоже, достигают отказа от выражения авторской позиции в пользу безоценочной «ноль-позиции», к которой «новая драма» обычно стремится прийти с помощью вербатимов — то есть спектаклей, в которых читаются невыдуманные монологи и диалоги реальных людей — и документов. Что-то в этих пьесах устроено так, что этический выбор остается за зрителем.

Русская психологическая инсталляция

А может быть, дело даже не в пьесах, а в спектакле. «Тотальная психологическая инсталляция», как определяют создатели его жанр, не позволяет даже на секунду вынырнуть из лаборатории, которую создал Данилов. От спектакля не убежишь ни в кафе, ни во дворе, оба текста разогнаны до часа с хвостиком, а если пьесы начинают надоедать, то усталость разбавит «Ай лёлэ» под диско или идиотически веселая чайная церемония.

Трудно сказать, как эти аттракционы связаны с инсталляцией: намечавшееся по анонсам сближение театра и совриска закончилось, видимо, на решении пригласить Савельева, а не продолжило междисциплинарные начинания, например «Генеральной репетиции». Все-таки два игровых спектакля — пусть и в глянцево-белых кубах — сложно сравнивать с галерейными арт-объектами.

Но вот с большой частью качественного современного театра «ЧИПСОТ» открыто спорит. Вместо работы со скукой, замедления времени и новой серьезности «ЧИПСОТ» предъявляет бодрость, динамичность и даже юмор. Вместо режиссерской интерпретации или, напротив, бедного театра — зрелищность, которая при этом не отвлекает, а упрощает понимание текста.

И все же один режиссерский ход Брусникина совершает. Это решение объединить два текста — построенных на одной схеме, но напитанных совсем разными деталями. Житель подольской хрущевки накладывается на обеспеченную и успешную молодую семью из не менее спального Строгина, трое полицейских соотносятся с тройкой курьеров, которые как на подбор родились в городе Грязи и даже двигаются синхронно.

Действительно: поодиночке его пьесы легко можно прочитать как выпад в адрес полицейской системы или странный антигосударственный манифест страха перед мистически точной «курьерской службой». Но вместе, при активном участии зрительского воображения, они претендуют на описание проблем с человеческим общением как таковым. По одну сторону оказываются закрытость и страх всего нового, по другую — живой азарт и неравнодушие, которые плавно перетекают в насилие. Главный эффект от просмотра «ЧИПСОТ» — желание поскорее перечитать пару текстов про ненасильственную коммуникацию в поисках хотя бы небольших альтернатив даниловскому абсурду: нам всем неплохо бы было научиться общаться друг с другом по-нормальному.